Я помню тот день, когда она впервые появилась в нашем доме, словно это было вчера. Хорошенькая белокурая малышка с любопытными серыми глазенками. Мне стало неприятно, когда мама обняла ее и погладила по голове. Мне совсем не понравилось, что я должен буду делить мамино внимание с этой незнакомой девочкой, хотя я считал себя уже достаточно взрослым, чтобы позволять обнимать и целовать себя прилюдно. Мне было уже восемь лет.
— Кто это, мама? – мое недовольство было заметно по голосу. Малышка прижалась к маме, словно ища у нее защиты.
— Это Анна. Она будет жить с нами.
— Зачем? – я насупился.
— Ей негде жить, и о ней больше никто не может позаботиться.
— Ну и что! Я не хочу, чтобы она жила здесь. – я ревниво поглядывал на девочку.
Мам грустно улыбнулась.
— Я всегда думала, что мой сын великодушный человек, как его отец, мне жаль, что я ошиблась.
От разочарования прозвучавшего в мамином голосе, я вспыхнул, а потом расплакался, как маленький, подбежал к маме и уткнулся лицом ей в подол.
— Не плачь! – услышал я тихий голосок. – Вот, возьми.
Я повернул голову, девочка протягивала мне старую потрепанную игрушку, то ли зайца, то ли собаку.
— Возьми, он умет рассказывать сказки. – сказала она, словно по секрету. – Не плачь.
Подумать только, меня утешает эта малявка! Я не знал, что делать, и взял это странное создание. При ближайшем рассмотрении это оказалось все же ближе к собаке, хотя длинные уши и придавали ему сходство с зайцем.
— Тяф! – я ткнул игрушкой в живот девочке, от чего она залилась смехом. – Тяф! Тяф!
Мне понравилось, как она смеется. Отдав малышке игрушку, я уверил маму, что она не ошиблась во мне, и что Анна может остаться, я совсем не против.
Анна оказалась неожиданно занятной. Я все больше времени проводил, возясь с ней. В свои четыре года малышка хотела знать все на свете. Про облака, про цветы, про речку, про рыб, про птиц. Ее вопросам не было конца.
— Володя, а это кто? А почему? А куда? А зачем?
Отвечая на вопросы, я чувствовал себя ужасно умным и взрослым.
Как-то я выстругивал кораблик из деревяшки, Анна наблюдала за мной во все глаза, по обыкновению засыпая меня вопросами.
— А он поплывет? А куда? А парус у него будет? А какое это дерево? А он не утонет?
Я с трудом успевал ответить на один вопрос, как на меня сыпались два следующих. Потом мы вместе торжественно спустили кораблик на воду. Он поплыл, покачивая белоснежными парусами, явно направляясь к середине пруда. Анна хлопала в ладоши и смеялась, а я гордился собой.
— Владимир, какой он красивый! – ее восхищению не было предела.
Мама учила Анну играть на рояле и французскому, девочка все схватывала на лету. Отец улыбался и кивал головой, наблюдая за ее успехами. Когда она не занималась, то ходила за мной как хвостик. Иногда мне это досаждало, я злился и прогонял ее. Потом мне становилось стыдно, и я приходил мириться. Она недолго на меня обижалась, с легкостью прощая мою грубость, мы снова становились друзьями.
После похорон мамы я плакал, уткнувшись в пушистые волосы, и Анна гладила меня по голове. Это был первый и последний раз, когда я показал ей свою слабость.
Потом для Анны наняли гувернантку, которая продолжила ее обучение.
Для меня было потрясением узнать, что Анна принадлежит мне, как обычная вещь, вроде рубашки. Она была моей собственностью. Ну, будет когда-нибудь. Меня все время готовили к тому, что я унаследую поместье и стану полновластным хозяином. И для Анны тоже.
Я никому не позволял помыкать ей или тем более обижать, мне это было неприятно. Я ее хозяин. Я, и больше никто! Эта мысль странным образом грела меня.
Мы впервые расстались надолго, когда я уехал учиться в Петербург в кадетский корпус. Именно там я понял, что люблю. Люблю девочку, оставшуюся в поместье.
Я был рослым и казался несколько старше своих лет, мне льстило внимание роскошно одетых дам. Я сам не понял, как оказался в постели одной из них. То, что мы делали оказалось чертовски приятным занятием.
Приехав на каникулы домой, я было заскучал, но быстро утешился в полузабытых детских забавах. Анна сперва дичилась меня, но потом оттаяла. В этот год мы в последний раз вместе ходили на рыбалку, и она смеялась, радуясь моей удаче, когда я голыми руками ловил в ручье юрких голавлей.
Еще через год между нами ледяной стеной встало слово – барин. Я сам приказал ей так называть меня. Не знаю, что на меня нашло, что вызвало мое неудовольствие, может быть мое растущее влечение к ней, а может любовь, которую я не мог побороть, но с тех пор она не называет меня иначе. Я навсегда потерял ее дружбу.
В последующие годы у меня было достаточно женщин, чтобы удовлетворить тело, но ни одной для души.
Анна с каждым годом становилась все краше, расцветая под опекой отца, как диковинный оранжерейный цветок. Если бы не некоторые слухи, я мог бы подумать, что отец любит ее не просто как ценитель красоты. Я узнал, что после смерти мамы он перенес удар, который лишил его радости обладать женщинами.
Я редко наведывался домой, и отец все больше сближался с Анной. Приезжая, я чувствовал себя лишним в их тихом мирке, терзаясь ревностью и стыдясь своих желаний.
Не раз и не два я представлял Анну в своих объятьях, я до каждого движения, до каждого слова знал, что хочу сделать с ней. Бесстыдно хотел и не смел коснуться. Она была моим ангелом — чистым и невинным.
Неожиданно умер отец. При этом известии внутри меня образовалась пустота. Я еще раз перечитал письмо, легкий затейливый почерк Анны сообщал жуткую новость: отца больше нет. Я вышел из казармы, в чем был, и побрел по ночному Петербургу. Редкие снежники падали мне на плечи, на волосы, я не замечал их, занятый одним вопросом – Как мне жить дальше?
Решение я принял той же ночью, не годилось оставлять поместье без хозяина. К тому же, там была Анна. Прошение об отставке я писал с легким сердцем.
Через пару недель после похорон отца Анна вошла в мой кабинет.
— Звали, барин? – бледное личико было бесстрастным, хотя глаза припухли от недавних слез.
— Да. – мне стало противно от того, что я собирался сделать. Я был ее хозяином, но она была не такой как другие. Ее близость раздувала нешуточный пожар в моем теле, который не загасить никому, кроме нее. – Сегодня вечером придешь ко мне в спальню. – твердо выговорил я.
Анна не сжалась, не вздрогнула, только обреченно вздохнула и опустила глаза.
— Даже до сороковин не дотерпели… — сказала, словно мысли вслух.
— Ступай! – я чуть повысил голос, мне было неприятно осознавать ее правоту.
Днем раньше, днем позже… это должно случиться. Анна должна стать моей. Может быть тогда мне удастся разорвать эту привязь.
Ближе к полуночи дверь отворилась, Анна не посмела ослушаться. Она молча вошла и прикрыла дверь. Я повернулся, унимая бешено стучащее сердце. Девушка была одета, но так даже лучше, мне нравится самому раздевать женщин.
Я приказал, — Подойди!
Анна сделала пару шагов и снова остановилась. Мое нетерпение возросло до немыслимых размеров, я сам подошел к ней и обнял тонкий стан. Вернее, попытался обнять, потому что от ее жалобного голоса руки сами опустились.
— Пожалуйста, не надо… — серые глаза заволокло пеленой слез.
— Не надо меня бояться, Анечка. – я старался быть нежным.
— Грешно это, барин. Мне даже к вам в комнату входить грех.
— Свои грехи я замолю как-нибудь, — усмехнулся я, все еще не решаясь прикоснуться к ней.
— Отпустите меня… пожалуйста… — обреченная мольба в тихом голосе показала, что она считает меня безжалостным чудовищем. Я почувствовал, как внутри зарождается злость.
— Хорошо, иди. Только тебе придется выбрать, Анна. Или ты остаешься сейчас со мной и живешь как раньше, или…
— Или? – в ее глазах зажглась надежда.
— Или ты будешь жить так же, как остальные дворовые, в людской. Будешь одеваться как все и работать наравне со всеми. Выбирай.
Я был уверен, что моя хрупкая изнеженная девочка выберет комфорт и беззаботное существование, поэтому был ошеломлен, когда она поклонилась мне в пояс, прошептала, — Спасибо, барин. – и выскользнула за дверь.
Теперь я был зол на себя. Я так привык к развращенному свету, что посмел усомниться в моем ангеле. Теперь мне придется выполнить свое обещание.
Наутро управляющий получил распоряжения, касающиеся Анны. Никаких привилегий. Я утешался тем, что чем скорее Анна поймет как это – быть крепостной по-настоящему, тем скорее я получу желаемое.
Дни шли за днями, слагаясь в безрадостные месяцы. Без света милых глаз все вокруг было тускло-серым, ничто не могло развеять мою тоску. Хуже всего было то, что я вовсе перестал видеть мою девочку, искать ее специально или справляться о ней мне не позволяла гордость. Я чувствовал себя так, словно меня поманили обещанием счастья, а потом обманули.
Зима прочно утвердилась в своих правах, на реках и озерах застыл ледяной панцирь, деревья и поля спали, укрытые снегом.
Я объезжал свои владения просто так, чтобы хоть как-то отвлечься, и вдруг на реке увидел… Анну. Сердце сдвоено стукнуло, я не ошибся, это была она. Что она делает? Неужели… Бог мой, да она стирает! Я вскипел. Как посмел управляющий послать такую маленькую хрупкую девочку на такую тяжелую работу?!
Я подъехал ближе, Анна, заметив меня, спокойно поднялась, поклонилась и снова потянулась к белью. Я спрыгнул с лошади.
— Оставь это! – приказ резко прозвучал в снежной тишине.
— Что вам угодно, барин? – Анна стряхнула капли воды и подула в озябшие ладошки. – Мне нужно выполнить урок, иначе управляющий выпорет меня.
Я словно очутился внутри огромного колокола, от неслышного удара мир раздвоился, растроился. Из-за моей похоти моего ангела в любой момент могли выпороть, а я бы ничего не узнал. Я постыдно мало интересовался жизнью поместья, замкнувшись в своей обиде.
— Анечка… — я взял ее ледяные ладошки в свои и только теперь заметил обветренную потрескавшуюся кожу, ранки и мозоли. Это я был всему виной, колокол ударил еще раз, земля качнулась под ногами.
— Аня, ты вернешься в дом, будешь жить как при отце.
Она отрицательно покачала головой, — Я ничем не смогу отплатить за эту милость. – Серые глаза строго взглянули на меня, и тут Анна закашлялась нехорошим сухим кашлем.
Я без лишних разговоров закинул ее в седло, сам сел позади нее и галопом помчался в поместье. Я всю дорогу надеялся, что мне просто кажется, что у девушки жар, что она дрожит просто из-за страха передо мной или из-за холода.
Дома я первым делом снял с нее намокший кожушок, все же, возясь в воде, трудно не облиться, тем более, если полощешь тяжелую непослушную простынь. К сожалению, мне не показалось, сейчас я видел болезненный блеск ее глаз и лихорадочный румянец, расцветший на щеках алыми маками.
Я немедленно послал за доктором, а Анну отвел в ее бывшую комнату и приказал лечь в постель. По моему приказу комнату прибирали, словно ее хозяйка ненадолго вышла. Я все же надеялся на возвращение Анны.
— Аня, я скоро приду. Я хочу, чтобы к моему возвращению ты лежала в кровати. – увидев испуг в ее взгляде, добавил, — Я не трону тебя, не бойся.
Сколько я себя помнил, у Вари всегда был чудодейственный бальзам от всяческих порезов и ссадин. Вытребовав пузырек, я вернулся к Анне.
Я постучал прежде чем войти, и дождался ответа из-за двери.
Анна лежала в кровати, до подбородка натянув одеяло.
— Скоро доктор приедет. – Я сел рядом с ней, делая вид, что не замечаю ее скованности. – Почему ты не сказала управляющему, что заболела?
Анна промолчала, я только вздохнул.
— Дай мне руку, — мой тон не терпел возражений, она осторожно выпростала одну руку из-под одеяла. Я стал осторожно втирать бальзам в поврежденную кожу.
— Что вы делаете? – Анна изумленно смотрела на меня.
— Хочу, чтобы твои ручки снова были нежными и мягкими. – так же бережно я нанес мазь на другую руку моего ангела.
— Зачем? Все равно на скотном дворе да в прачечной опять загрубеют.
— Туда ты больше не вернешься. – пообещал я, борясь с желанием поцеловать тонкие пальчики.
— Чем я тогда буду заниматься? Развлекать вас? – в ее смехе не было радости.
— Ты сначала поправься, потом решим. – я предпочел сейчас не обсуждать это.
Нашу беседу прервал доктор Штерн. Он осмотрел Анну, потом отвел меня в сторону, чтобы она не слышала.
— Мне очень жаль, Владимир Иванович, но я не могу обнадежить вас. Анна болеет уже не первый день, я опасаюсь ухудшения ее состояния, боюсь, что она слишком слаба, чтобы перенести болезнь.
Я похолодел, представив себе жизнь без Анны. Нет, я не мог ее потерять. Ни за что!
— Илья Петрович, я сделаю все, чтобы Анна выздоровела.
Он улыбнулся одними глазами и откланялся, оставив обычные рекомендации, пить лекарства, отвары и полный покой.
Пока мы разговаривали с доктором, Анна уснула. Пока готовили отвары и ездили за лекарствами, я бесцельно шатался по комнатам, не зная чем себя занять. Я никому не мог доверить ухаживать за моим ангелом, ее жизнь слишком много значила для меня.
Наконец отвар настоялся, я взял кувшин и отнес его в комнату Анны. Она спала беспокойно, металась, пересохшие губы выговорили – Пить…
Я поил ее с ложечки, как ребенка, она глотала не открывая глаз, дыхание со свистом вырывалось из груди, хрупкое тело сотрясал озноб. Я надеялся, что лекарства помогут, но и через несколько часов Анна металась в горячечном бреду, истощая свои и без того невеликие силы.
Варвара принесла обтирание, чтобы хоть немного сбить жар, я с трудом дождался за дверью конца процедуры. Обтирание помогло, Анечка лежала спокойно, хотя дышала по-прежнему тяжело.
Ночь прошла беспокойно, Анна то стонала, то затихала, открывая глаза, не узнавала меня. Когда она засыпала, я с тревогой прислушивался к слабому дыханию, не зная, что я буду делать, если оно окончательно затихнет. У ее постели я впервые в жизни молился истово и сумбурно, не заученными с детства молитвами, а просто просил, чтобы моя девочка выжила.
Из-за своего эгоизма и глупой гордости я вот-вот потеряю ту единственную, в ком смысл моей никчемной жизни. Я хотел доказать себе, что она такая же, как все остальные, что я напрасно столько лет боролся с собой, но доказал лишь то, что жить незачем, если ее не будет. И теперь не мог простить себе упрямство и жестокость.
Варвара уговаривала меня пойти поспать, но я не хотел отходить от моего ангела, словно мое присутствие что-то значило. Я находился рядом с ней почти все время, уходя только, когда Варвара приходила переодеть ее и обтереть. Я стоял на коленях возле ее кровати, касаясь ее руки кончиками пальцев, и просил не оставлять меня.
К вечеру Анне стало хуже, она устала бороться и теперь тихо уходила. Я слышал, как стихает дыхание, чувствовал, как холодеют тонкие руки, ноготки посинели, кожа стала восково-прозрачной. Тогда я обнял ее и впервые после похорон мамы заплакал.
— Анечка, не покидай меня. Я люблю тебя, слышишь, ты нужна мне… Анна… останься… — слова вперемешку с рыданиями рвались из груди. Я прижимался губами к ее щекам, глазам, губам, пытаясь хоть как-то удержать ускользавшую душу. Не знаю, сколько прошло времени, но отчетливо ощутил момент ее возвращения. Дыхание было слабым, но ровным, сердечко размеренно билось под моей дрожащей ладонью. Мой ангел остался со мной.
Я выпустил Анну из объятий, поправил подушку и одеяло и положил голову на кровать.
Меня разбудило легкое касание по голове, словно чье-то дыхание взъерошило волосы. Я поднял голову и встретился взглядом с Анной. Ее глаза осмысленно смотрели на меня, в них больше не было того лихорадочного блеска. Розовые губы шевельнулись, Анна хотела что-то сказать, но потом передумала.
Вошедшая Варвара радостно заохала и побежала за едой. Поставив на столик поднос, заполненный разными вкусностями, она сурово посмотрела на меня и указала глазами на дверь. Я не стал упрямиться и пошел к себе. Отросшая щетина чесалась, нужно было привести себя в порядок. Я взглянул в зеркало, как только Анна не испугалась, увидев меня. Таким видом только детей пугать. Я вымылся и побрился, но глаза все еще выдавали усталость. «Пять минут.» — решил я, все равно Анна завтракает, а мое присутствие будет ее смущать.
Я проснулся и рывком сел на кровати. «Анна!» — ворохнулось в груди. Пригладив волосы и надев сюртук, я пошел к ней. Дверь была приоткрыта, и до меня долетел обрывок разговора. Тихий голосок Анны печально произнес, — «… мне никто не нужен, кроме него.» Я не стал дальше слушать, отошел от двери. Ревность? Не знаю, что это было. Отдать ее другому? Разве это возможно?
Я медленно спустился вниз, решив быстро перекусить на кухне. Мне положительно везло сегодня, я невольно подслушивал разговоры явно не предназначенные для моих ушей. Две горничные, убиравшие в гостиной, обсуждали болезнь Анны и мое поведение.
— Барин то наш, сам не знает, чего хочет. Аньку сперва с глаз долой сослал, а как заболела — возился с ней, никого, кроме Вари не подпускал, все дела забросил. – голос Полины звучал ворчливо.
— Анька – дура, могла бы барином крутить, как хочет, вон он как по ней сохнет, почернел весь, лица на нем нет. Почти сутки спит. – вторила ей товарка, кажется, Арина.
— Анька правильная больно, честной хочет остаться. И что барин в ней нашел?
— Да, барин наш ласковый, пока нравишься ему — подарки дарит, а потом замуж выдает, да не за последних мужиков. Вон, Малашка, за кузнеца выскочила. Еще бы, с таким приданым. Да не тяжела к тому же.
— Не понять нам господ этих.
Я топнул посильнее, чтобы заставить их замолчать.
— Доброго утречка, барин, — пропели обе самыми милыми голосками.
— Нас стол соберите. – велел я, злясь, что Анна стала предметом обсуждения дворовых.
«А если со мной что-нибудь случится? Что будет с Анной? Безответственный мальчишка, вот ты кто, Корф.»
Решение пришло спонтанно, но, похоже, оно было самым верным. Я прошел в кабинет и выписал вольную моему ангелу. Сам поехал в управу, чтобы заверить документ, к тому же мне нужно было поговорить с поверенным.
Я вернулся часа через полтора, завтракать не стал, сразу пошел наверх. Анна дремала, утонув в подушках, мой приход заставил ее открыть глаза.
— Как ты себя чувствуешь? – я присел на краешек кровати и поцеловал маленькую ручку.
— Спасибо, хорошо. – она позволила мне держать себя за руку. Бальзам был очень хорош, кожа снова стала мягкой, остались только несколько особо глубоких трещинок. Я зачерпнул прохладную мазь и повторил втирание.
— Анечка, я хочу тебе кое-что отдать. – я протянул ей бумагу. Она несмело взяла, пробежала глазами и обессилено уронила руки на кровать.
— Зачем?
— Разве ты не хочешь стать свободной? – удивился я. Ее печаль была мне непонятна.
— Позвольте мне остаться в поместье, отправьте куда угодно, только не прогоняйте. — в глазах было столько муки, что я растерялся.
— Почему ты отказываешься? Я не понимаю.
— Я… не хочу… я боюсь. Иван Иванович как-то брал меня с собой в Петербург, я видела, как живут свободные. Некоторые живут хуже, чем последние дворовые. Иван Иванович был добр ко мне, взял в дом, обучил грамоте, я была нужна ему, когда он болел. Здесь мой дом, здесь я знаю свое место, одета, обута, накормлена, есть крыша над головой. Вы барин добрый, управляющий опасается сильно наказывать, только за серьезные проступки, да и то больше для острастки. Не прогоняйте меня, барин… — Анна протянула мне свою вольную.
— Анечка, милая, я не прогоняю тебя. Я назначил тебе содержание, ты сможешь жить как хочешь и где хочешь, хоть в столице. Либо в особняке, либо я сниму тебе дом. Маленькая, тебя теперь никто не посмеет обидеть. – я отложил бумагу на столик, поцеловал дрожащие ладошки.
— Что я буду делать в столице? Я никого там не знаю.
Я пожал плечами, — А чем бы тебе хотелось заниматься?
— Я не знаю. – Анна закусила губу. – Все, что я умею — нужно в деревне, а не в городе. Грамотных там и без меня много.
Ее доводы меня не убедили. Вспомнив обрывок разговора, я задал наводящий вопрос.
— Может быть ты любишь кого-то? – я решил проявить благородство. – Если он крепостной, я дам вольную и ему тоже, выйдешь замуж за любимого.
Анна покачала головой.
— Он не крепостной. – с тоской выговорила она. – Не быть нам вместе никогда, я не ровня ему.
Я едва удержал на лице спокойное выражение, хотелось застонать от разочарования, все же Анна влюблена. Но кто он, тот, кто похитил ее сердечко?
— Аня, я уверен, что если он любит тебя, то ничто не помешает вам быть вместе. – я старался говорить как можно искреннее, хотя внутри все переворачивалось от мысли, что мне придется отдать мою девочку другому мужчине.
Она только усмехнулась.
Больше мы к этой теме не возвращались. Как-то само собой решилось, что Анна уедет, как только достаточно окрепнет. Доктор пока не позволял ей вставать, настаивая на строгом постельном режиме. Он предупредил меня, что рецидив Анна не перенесет.
Чтобы моя девочка не скучала, я развлекал ее, как мог. Мы много разговаривали, обсуждали книжные новинки, читали по ролям пьесы, Анна смеялась над моими пафосными речами, а я был счастлив. Вызвать улыбку, а тем более смех любимой, что может быть лучше.
Когда доктор разрешил ей ненадолго вставать, Анна тут же соскочила с кровати. Я укоризненно покачал головой, и попросил одеваться теплее.
Вечером я не нашел моего ангела в ее комнате, под моим тяжелым взглядом горничная созналась, что видела, как Анна пошла в баню. От сердца немного отлегло. Пока Анны не было, комнату проветрили и перестелили постель.
Я дождался ее возвращения и искоса посмотрел на девушку.
— Почему ты мне не сказала?
— А вы бы позволили? – вопросом на вопрос ответила красавица.
— Нет. – улыбнулся я.
— Мне кажется, я такая чистая, как новая. – наивно поделилась она.
Анна распустила влажные волосы, и я поспешил уйти. Желание снова закипело в крови. Пока мой ангел был болен, я даже не помышлял о близости с ней, но сейчас…
Я смотрел в окно, как порхает и кружится снег. Скоро моя девочка уедет, и что я буду делать? Как я буду без нее? Я застонал и прислонился лбом к холодному стеклу. Нужно было признаться, но я боялся ее отказа, недоумения и обиды в серых глазах.
«Ангел мой…» — я не услышал, как отворилась дверь.
Легких шагов я тоже не услышал, очнулся, лишь уловив движение краем глаза. Анна стояла в шаге от меня, прекрасная, как ангел. Белая полотняная сорочка подчеркивала ее невинность, делая ее еще желаннее..
— Что-то случилось? – севшим от волнения голосом спросил я.
Анна покусывала губы, стискивала кулаки, словно собиралась сказать или сделать что-то такое, на что потребуется вся ее смелость. Я не мог отвести глаз от моей красавицы, скользил взглядом по ее напряженной фигурке, по мягким шелковым локонам, по прелестному личику, по нервным рукам, по босым ножкам. Босым!? Я тут же поднял ее на руки.
— Ты почему босиком? – строго спросил я, усаживая Анну на кровать и накрывая одеялом.
— Я… — она потупилась, губы задрожали.
— Анечка, дорогая, я не хочу, чтобы ты снова заболела. – словами я пытался остановить слезы.
— Владимир… — тихо произнесла она, беря меня за руку. От счастья я онемел, до этого Анна либо по старой привычке звала меня барином, либо вообще никак. Я боялся поверить, что правильно догадался зачем она пришла ко мне.
Я прижался щекой к тонким пальчикам, сползая с кровати. Желание обладать моим ангелом смешивалось со страхом сделать что-нибудь не то, испугать, оттолкнуть мою девочку.
— Аня, если это благодарность, то не стоит. – мне было этого слишком мало.
— Это не благодарность – я едва разобрал ее ответ, потом ее голосок стал тверже. – Я знаю, что вовсе не ровня тебе, но хоть на одну ночь я хочу быть счастливой. Я хочу быть с тем, кого люблю, хотя бы одну ночь.
Она погладила меня по щеке.
— Но, Аня, я…
— Т-с-с-с… — мягкая ладошка накрыла мой рот.
— Не хотела быть игрушкой, очередным развлечением, а сейчас я сама так решила. Хоть мне невыносимо расставание с тобой, но раз ты настаиваешь на моем отъезде, то у меня останутся хотя бы воспоминания. Володя…
Я был пьян от внезапно свалившегося на меня счастья. Моя девочка любит меня! Анна даже в детстве редко называла меня так, предпочитая взрослое – Владимир. Как во сне я слушал ее признание.
— Я пыталась убежать от себя, забыть о тебе, не думать. Радовалась, когда меня отослали на скотный двор, куда угодно, лишь бы подальше от тебя. Я знала, что ты не спрашиваешь обо мне, дворне то доподлинно известно. Девушки смеялись, что теперь барин и вовсе мной не заинтересуется, а мне отрадно. Боялась, если позовешь, не сдержусь, отвечу и греха не убоюсь.
Ее пальчики скользили по моему лицу.
— Красивый ты, я видела. И не хотела, а смотрела. Как волк – поджарый, сильный и рычишь так же…
Я заставил ее замолчать старым проверенным способом – запечатав ей ротик поцелуем. Бог весть, с кем она меня видела, тогда я был совсем другим. Я изменился, поняв, что могу потерять ее.
Я пил ее нежность и не мог оторваться. Анечка пыталась отвечать, чем еще больше распаляла меня. Мои ладони скользнули по хрупким плечам и остановились на упругой груди. Бог мой, я не смел продолжать. Потом моей девочке будет стыдно за этот грех, и я опять стану причиной страданий моего ангела.
Я легко коснулся желанных губ, поднялся на локте и уперся свободной рукой в кровать, спасаясь от искушения. Анна разочарованно отвернулась.
— Ты не хочешь…
— Я хочу… Анечка… хочу тебя себе навсегда… в горе и в радости, в болезни и в здравии, в богатстве и в бедности, пока смерть не разлучит нас. Я люблю тебя, Анечка, ангел мой. Я хочу, чтобы ты стала моей женой.
Она смотрела на меня, приоткрыв ротик.
— Скажи, да. – шепнул я, наклоняясь ниже.
— Да, — ответили сладкие губы и дрогнули под моим поцелуем.
Мы обвенчались на Красную Горку. Дни до свадьбы прошли, словно в хмельном бреду, я был безумно счастлив, не желая слушать робких возражений моего одумавшегося ангела, что она мне не пара, поцелуями заглушая все правильные слова.
— Мне никто не нужен, кроме тебя, любовь моя. Не думай, что я откажусь от тебя из-за предрассудков и сплетен. Ты и больше никто. – убеждал я ее накануне свадьбы. Анечка счастливо улыбнулась и обняла меня.
Как положено, я внес молодую жену в дом на руках.
— Ты слышала, что сказал священник, да убоится жена мужа своего. – шутливо произнес я целуя моего ангела в щеку.
— А тебе велено меня любить, — не замедлила она с ответом.
— Чем я и собираюсь заниматься всю оставшуюся жизнь. – жаркий поцелуй в губы подтвердил серьезность моих намерений.
— Я вовсе не боюсь тебя. – Анна лукаво улыбнулась, когда я ненадолго отпустил ее губы.
В спальне мой кроткий ангел стыдливо опустила голову.
— Не бойся, Анечка. – я аккуратно распустил ее волосы, удерживаемые шпильками и заколками. Теперь я имел полное право гладить их, целовать, накручивать на палец. Теперь Анна была моей.
Я не спешил, ослабив шнуровку корсета, чуть приспустил платье с точеных плеч. Анна запрокинула голову, открываясь моим губам. Я проводил кончиками пальцев по шелковой коже, целуя нежную шейку, хрупкие ключицы, изящные ручки моей девочки. Мои ноги дрожали и подгибались, я усадил Анну на кровать, сам опустился на колени. Спустив платье еще ниже, прижался щекой к высокой груди, от моего дыхания сосок сжался и манил прикоснуться губами. Анечка застонала, когда я обвел его языком. Ее руки обхватили мои плечи, она льнула ко мне, сводя меня с ума.
— Володя… — тихий вздох моей девочки сладким трепетом отозвался внутри. Я не мог налюбоваться, насытиться, целуя нежные грудки, поглаживая и осторожно сжимая их. Анна прижимала мою голову к себе, тихо постанывая от наслаждения.
— Анечка, любимая… — я вновь потянулся к ее губам. Теплый ротик открылся, впуская мой язык, мягкий язычок погладил его и отдернулся, испугавшись собственной смелости. Я изумленно заглянул в туманные озера глаз моей девочки и снова припал к ее губам. Теперь она была смелее, губки отчаянно боролись за свободу, ускользая от моего жадного рта, но стоило их отпустить, как они тут же возвращались обратно.
При всей своей невинности, Анечка поразила меня бездной открывшейся в ней страстности.
Мой галстук ненужной тряпочкой валялся на полу рядом с фраком и жилетом, маленькие ладошки исследовали мое тело под расстегнутой рубашкой, доводя меня до сумасшествия, но даже в пылу страсти я старался быть бережным и не спешить.
Я освободил маленькие ножки от туфелек, погладил стройные лодыжки, затянутые в шелковые чулки, колени, бедра и медленно потянул вниз отделанные кружевом панталоны.
Я был готов прямо сейчас овладеть моим ангелом, опрокинуть ее на спину, прижать к кровати и вонзиться в нежную ждущую глубину, становясь с ней одним целым, но я не мог быть таким бесцеремонным с моей девочкой.
— Володя… — нежный стон немного отрезвил меня, я поцеловал круглое колено, смиряя свой огонь, приподнял мою девочку, снимая с нее платье.
Вид кружевных подвязок лишил меня способности мыслить здраво, чулки с прелестных ножек я снимал, удерживаясь на самой грани рассудка. Теперь Анна лежала передо мной полностью обнаженная, прекрасная, совершенная. Я погладил нежный животик, скользнул рукой ниже до тонких светлых волосков. Желание обладать моим ангелом стало почти невыносимым, я торопливо скинул ненужную больше рубашку и брюки.
Анна коротко вздохнула, словно готовилась к чему-то страшному.
— Девочка моя… — успокаивающе прошептал я, ложась рядом.
— Володя, я люблю тебя, — Анечка обняла меня за шею, потянулась к губам, прижимаясь ко мне всем телом.
Целуя ее, я как-то само собой оказался сверху, бедра моей девочки послушно раздвинулись, и моя твердая плоть замерла у входа в самое заветное местечко ее тела.
— Анечка, — выдохнул я, устремляясь внутрь. Она вздрогнула подо мной, застонав едва слышно.
— Анечка… — повторил я, не двигаясь, поцелуями пытаясь успокоить неровное дыхание. – Прости меня, мой ангел… — я обнял ее, подложив руки ей под спинку. Я знал, что боль скоро утихнет, нужно еще немного подождать.
— Аня… самая красивая моя девочка… единственная моя любовь… сладкая моя… милая… желанная… — горячо шептал я, целуя нежные губки, едва заметно двигаясь в ней. Ее горячая теснота сводила меня с ума, я не мог быть вовсе неподвижным.
— Я не буду долго мучить тебя, — мягко качнувшись, пообещал я, стараясь не причинить новой боли моей малышке, но серые глаза блаженно прикрылись, она шевельнулась подо мной.
— Володенька… ах! – острые ноготки впились в мои плечи. – Любимый мой… любимый… не оставляй меня… не останавливайся…
Аня сладко стонала, приподнимаясь навстречу моим движениям, а я был счастлив, что моему ангелу хорошо со мной.
Мы взлетели в голубое небо и превратились в пушистые облака, пролились на землю гулким ливнем, веселыми зайчиками солнечных лучей отразились от глянцевых луж, проросли молодой зеленой травой, распустились ясными глазками первых цветов и все время были рядом, упиваясь счастьем.
Сейчас я считаю себя самым счастливым человеком на земле, у меня есть все, ради чего стоит жить: обожаемая жена, сын и дочь. Сегодня ночью Анечка снова попросила меня быть осторожнее, через несколько месяцев она обещает подарить мне еще ребенка.
Спасибо тебе за все, мой ангел!
источник
Название: Семнадцатый ангел
Автор: —
Пейринг: Эдвард/Белла
Рейтинг: G
Жанр: Romance
Саммари: Он ангел-хранитель, она его подопечная. Возможна ли между ними любовь? А рождественские чудеса возможны?
Заглавная песня: Танец Феи Драже из балета П.И.Чайковского «Щелкунчик»
Тишина… Чистота… Белизна…
Красиво…
Но, Боже, как же скучно!
— Семнадцатый! Не поминай имя Отца нашего всуе!
— А тебе и не надо этого делать.
— Ах, да, конечно! Ты же можешь читать мои мысли, — усмехнулся ангел.
— Смотрю я на тебя, Семнадцатый, и не перестаю удивляться. Странный ты всё-таки ангел. Другие парят себе в небесах беспечно и счастливы, а ты всё думаешь о чём-то, мечтаешь…
— Да, думаю, — кивнул ангел. – Например, о том, почему у вас, архангелов, есть имена, а у нас только номера. Вот, ты, Гавриил, хотел бы, чтобы тебя звали каким-нибудь числом вместо имени?
— Ну, вот, ты ещё и вопросы какие-то странные начал задавать, — недовольно взмахнул крыльями архангел. Всё же что-то с тобой не так. Видно, наш создатель отвлёкся, когда делал тебя. Прости меня, Господи. Придётся тебя чем-то занять, чтобы своё время ты тратил на полезные дела, а не на бесполезные размышления.
— А я разве против? – встрепенулся ангел. – Давно мечтаю что-то делать, а не сидеть тут, на облаке, свесив ноги.
— Решено. Будешь ангелом-хранителем, — хлопнул в ладоши Гавриил. – Эта работа займёт всё твоё время. Сейчас подберём тебе кого-нибудь, — добавил архангел и, раздвинув пушистые хлопья облаков, посмотрел на землю. – О! Смотри, какая миленькая девчушка, — улыбнулся он.
— Девочка, — разочарованно протянул ангел и поморщился. – Я бы лучше мальчиком занялся, им ангел-хранитель нужнее, вечно везде лезут и попадают в неприятности. А девочку от чего оберегать? Следить, чтобы палец иголкой не уколола, когда будет вышивать крестиком? Или отгонять от неё слишком назойливых ухажёров?
— С этой малышкой, думаю, работы у тебя будет больше, чем с какой-нибудь другой девчушкой, — вздохнул Гавриил. – Теперь у неё остался только отец. Видишь, душа её мамы уже поднимается сюда, — махнул крылом архангел.
— Зачем? Девочка только родилась. Неужели нельзя было хоть ненадолго оставить её мать с ней? – простонал ангел.
— Не нам с тобой это решать, Семнадцатый! – шикнул на него Гавриил. – Лучше, давай, приступай к своим новым обязанностям.
Архангел подтолкнул его к краю облака, и ангел, расправив крылья, полетел к своей новорожденной подопечной.
— А она, действительно, хорошенькая, — улыбнулся Семнадцатый, паря над спящей малышкой. – И так смешно морщит носик во сне, — умилился он. – Ой! Проснулась. Ничего себе! Как они, оказывается, громко кричат. Эй! Её никто, кроме меня, что ли, не слышит? Эй-эй! Мадам! Мадмуазель! Сеньорита! Как там тебя! – взывал он к медсестре, маячившей в коридоре, но та, конечно, не могла его услышать. – Да что ж такое! Тут ребёнок заливается, а никому в этой больнице и дела нет! – возмущался ангел. – Ну, перестань, успокойся. Чего ты так раскричалась? Смотри, уже вся красная стала. Боже! Ох, прости, что опять тебя упомянул. Как же мне тебя успокоить? Я должен что-то сделать.
Ангел взмахнул крыльями, и откуда-то сверху полилась дивная мелодия, словно хрустальные колокольчики покачиваются на ветру.
— Ух, ты! Это я такое умею? – поразился Семнадцатый. – И ты это слышишь, малышка? – Ангел удивлённо взглянул на начавшую успокаиваться девочку. – Здорово! Надеюсь, что кроме тебя никто это не слышит. В конце концов, я же только твой ангел-хранитель, а не всей этой больницы.
А его маленькая подопечная, словно действительно услышав эту волшебную мелодию, совсем успокоилась и снова заснула, посасывая пальчик.
— Ну, что ж, Семнадцатый, поздравь себя. Теперь ты – нянька с музыкальным уклоном, — хмыкнул ангел. – Хотя, мне это даже начинает нравиться, — пожал он плечами. – Спи, малышка, а я тут с тобой посижу, на случай, если эти тётки в белых халатах снова тебя не услышат, — прошептал он и легко коснулся крылом розовой щёчки мирно посапывающей девчушки.
И начались трудовые будни рядового ангела-хранителя. Хотя рядовым Семнадцатого, вряд ли, можно было назвать. А может, просто, его подопечная оказалась не совсем обычной девочкой. Белла, так назвал её отец, каким-то поразительным образом слышала своего ангела или чувствовала его присутствие, а если учесть, что и он был не совсем обычным, дуэт из них получился что надо. Зря Семнадцатый расстраивался, что ему не достался мальчик, потому что Белла могла дать фору нескольким сорванцам сразу. Хотя, надо признать, что её ангел-хранитель тоже приложил к этому руку, или крыло, если угодно.
— Дочка, ну, скажи мне, зачем ты разбила нос этому Бену? – расстроено восклицал отец Беллы, Чарли.
— Он сам напросился, — насупившись, отвечала она.
— Семнадцатый! Ты ангел или служитель Преисподней? – возмущался, в свою очередь, Гавриил. – Зачем ты нашёптывал ей на ухо, что этот мальчишка заслуживает хорошей взбучки?
— Он сам напросился, — беспечно пожимал плечами тот в ответ. – В следующий раз будет думать, прежде чем заглядывать девочкам под юбки. Ему же всего восемь. Развратник малолетний!
— О, Боже! – закатывал глаза Гавриил.
— Не поминай имя Господа нашего всуе, — напоминал ему Семнадцатый, хитро прищурившись.
Архангел качал головой и, взмахнув крыльями, улетал, а ангел возвращался к своей маленькой, но такой боевой подружке. Да, он считал Беллу своей подругой, благодаря которой его существование обрело смысл. Да и вообще, ему с ней было интересно и весело, ведь девочка росла шустрой и неугомонной. Чарли был постоянно занят на своей работе, всё-таки быть шерифом – дело непростое, и Белла, большей частью, была предоставлена самой себе, а учитывая её пытливый ум и непоседливость, отец поражался, как ей удавалось выходить сухой из воды во всех происшествиях, которые с ней приключались. Он, конечно, и не догадывался, что у дочери есть невидимый защитник, который, правда, частенько сам наталкивал Беллу на очередную проказу или приключение, а потом помогал ей выбраться из всего этого с наименьшими потерями.
Едва научившись ходить, Белла планомерно исследовала дом, забираясь в самые неожиданные места и доводя, порой, свою няню, мадам Коллинз, престарелую одинокую даму, до сердечного приступа. То её извлекали из барабана стиральной машины, где она засыпала под хрустальную мелодию своего ангела. То девочку добрую половину дня не могли разыскать, а потом обнаруживали на чердаке, и Чарли никак не мог понять, где она нашла от него ключ, который сам шериф уже давно потерял. То непоседливая малышка забиралась на дерево, растущее под её окном, и сидела там на самой высокой ветке, болтая ногами и слушая шёпот листвы, не догадываясь, наверно, что это Семнадцатый рассказывает своей подружке сказки, а отец потом, чуть не поседев от страха, снимал её оттуда. То маленькая Белла, расстроившись из-за того, что Чарли не разрешил ей поваляться в снегу, рассыпала на кухонном полу муку и делала на ней снежного ангела под одобрительный смех Семнадцатого, а несчастная няня, охая и стеная, убирала за ней это безобразие, пока отец девочки не вернулся с работы.
Шериф Свон старался, как мог, быть заботливым отцом, но не всегда у него это получалось. То он забывал расчесать густые волосы дочери после ванны, и Семнадцатый всю ночь гладил её по голове своими крыльями, чтобы на утро Белла встала с шикарной копной на голове, а не с вороньим гнездом. То, однажды замотавшись на работе, не успел купить дочке рождественский подарок, и ангелу пришлось срочно исправлять эту его оплошность. Семнадцатый уже давно понял, что кое-какие чудеса ему подвластны, и, слепив из белоснежного облачка очаровательного медвежонка, он ночью усадил его на подушку Беллы, а та утром долго благодарила недоумевающего отца за такой чудесный подарок.
— Наверно, это Санта тебе его принёс, — пожал плечами Чарли, мысленно пообещав срочно срубить дерево под окном дочери, чтобы таинственные поклонники его девочки не смели больше лазать в это самое окно.
— Папа! Я уже не маленькая! Мне тринадцать лет, и я знаю, что Санта – это ты, — заявила Белла. – Я назову его Эдди.
— Почему именно так? – поинтересовался отец.
— Потому что, не хочу быть как все. У всех мишек зовут Тэдди, а у меня будет Эдди, — ответила Белла.
— Ты у меня и так никогда не была как все, — улыбнулся Чарли.
— Да, ты у нас особенная, — в свою очередь, заулыбался её ангел-хранитель.
Время шло, и девочка постепенно превратилась из очаровательной малышки в прелестную девушку, а её ангел, сам того не замечая, стал относиться к ней вовсе не так, как это подобает ангелу-хранителю. Семнадцатый и не понял, в какой момент его дружеские чувства переросли в нечто большее и сильное, чем просто дружба и хорошее расположение.
— Семнадцатый, ты ангел, а не человек, не забывай об этом, — в очередной раз, пытался наставить его на путь истинный Гавриил. – Как ты вообще можешь даже пытаться думать о ней в таком ракурсе? – возмущался он.
— Я же не специально, оно само как-то получилось, — растеряно взмахивал крыльями ангел. – А потом, ты же сам постоянно мне твердил, что мы, ангелы, должны всех любить.
— Да, но я вовсе не такую любовь имел в виду! Наша любовь беспредметна, всеобъемлюща, а ты сейчас испытываешь совсем другие чувства, не божественные, а человеческие, — возражал ему архангел. – Что же с тобой не так? – задумчиво смотрел он на своего подчинённого. – Я всё время закрывал глаза на твоё не совсем служебное отношение к своим обязанностям, но теперь ты переходишь всякие границы. Ангелы должны любить, а не влюбляться. Это чувство доступно только смертным. Не понимаю, зачем тебе это. Неужели тебя не устраивает твоя сущность и твоё предназначение? – недоумевал Гавриил. – Ведь быть ангелом – это так прекрасно.
— Человеком быть лучше, — пробормотал Семнадцатый.
— Чем лучше? Они же смертные, они испытывают боль, страдания. Люди болеют, умирают, — начал перечислять Гавриил.
— А ещё они радуются и любят, — упрямо качнул головой ангел. – И целуются, — мечтательно прикрыл он глаза.
— Так, всё! Это уже богохульство какое-то! – возмущённо замахал крыльями Гавриил.
— Ты ничего не понимаешь, архангел! – не выдержал Семнадцатый. – Я бы отдал всё на свете, чтобы стать обычным человеком и быть рядом с ней! Я люблю эту девушку, и мне плевать, что ангелам не положено влюбляться! – выкрикнул он. — Завтра её семнадцатое Рождество, и я Семнадцатый. Вот бы случилось рождественское чудо, и я превратился в человека, — вздохнул ангел.
— Твои крамольные идеи становятся опасными. Мне придётся тебя наказать, — предостерегающе протянул архангел.
— Остановись, Гавриил! – вдруг раздался откуда-то сверху суровый голос.
— Видишь, чего ты добился. Потревожил нашего Создателя, — прошипел архангел, метнув испепеляющий взгляд на Семнадцатого.
— Успокойся, Гавриил. Ты забыл, что насильно осчастливить невозможно? Если этому ангелу надоели небеса, отправь его на землю. Так всем будет спокойнее. Дай ему время до наступления Рождества, пускай испытает на себе все «радости» земного существования. Сам после этого попросится обратно, — усмехнулся голос.
— Воля твоя, Создатель, — кивнул Гавриил. – Счастливого полёта, — коварно улыбнулся он, повернувшись к ангелу, и хлопнул в ладоши.
Вокруг Семнадцатого закружился снежный вихрь и, подхватив его, с огромной скоростью понёсся вниз, по пути выдёргивая перья из его крыльев. А Белла в это время сидела на скамейке у катка и зашнуровывала ботинки своих коньков. Внезапно позади неё раздался шум, и, оглянувшись, девушка обнаружила в сугробе позади скамейки незнакомого парня.
— Ауч! – воскликнул он, поднимаясь на ноги и потирая ушибленную спину. – Нельзя, что ли, было аккуратнее? – недовольно проворчал он, задрав голову вверх.
— Ты с неба свалился? – удивлённо спросила Белла.
— Можно и так сказать, — откликнулся парень. – Привет, — смущённо улыбнулся он.
— Ну, привет, — улыбнулась в ответ девушка. – Ты кто?
— Семнадцат… — начал молодой человек и запнулся.
— Да я не возраст твой спрашиваю, а твоё имя, — рассмеялась Белла. – Как тебя зовут?
— Э-э-э… Эдвард, — нашёлся он, вспомнив свой подарок.
— Эдди! Как мой любимый медвежонок! – обрадовалась девушка. – И такой же неуклюжий, как он, — задорно подмигнула она новому знакомому. – А я Белла, — сказала она и протянула ему руку.
Немного замявшись, парень всё же взял её тёплую ладошку и с наслаждением пожал хрупкие пальчики. Если бы девушка только знала, как долго он мечтал о таком вот настоящем прикосновении, а не бестелесном касании своим крылом.
— Катаешься? – спросила Белла.
— Не знаю, я не пробовал, — растерянно протянул Эдвард.
— Серьёзно? – удивилась она. – А что тогда здесь делаешь?
— Я просто… гулял. С отцом повздорил, вот и ушёл из дома, чтобы не ругаться с ним больше в канун праздника, — ответил он.
— Да, ругаться не надо, — кивнула Белла, улыбнувшись. – Хотя, иногда предки могут так достать, — протянула она. – Папа меня своей опекой, порой, тоже утомляет, — добавила девушка. – А мама у тебя есть? – спросила она.
— Нет, только отец, — покачал головой Эдвард.
— И у меня, — вздохнула Белла. – Ну, ладно, хватит о грустном! – встряхнула она головой, а парень залюбовался её волосами, рассыпавшимися по плечам. – Хочешь, я научу тебя кататься? – спросила она.
— Очень хочу, — обрадовался Эдвард.
— Идём, возьмём тебе в прокате коньки, — потянула она его за руку. Какой у тебя размер?
— Э-э-э, я не знаю, — растерялся молодой человек, разглядывая свои ноги в зимних ботинках, словно впервые их увидел, хотя так оно и было.
— Странный ты какой-то, — протянула Белла, внимательно посмотрев на него. – Ну, да ладно. Разберёмся, — вновь оживилась она.
Пока они обходили каток, пробираясь к павильону проката, Эдвард сунул руку в карман куртки и удостоверился, что там лежат деньги.
— Спасибо, — прошептал он, подняв глаза к небу.
— Обращайся, — усмехнулся Гавриил, наблюдая за ним сверху. – Мы тут легенду для тебя состряпали, а то, действительно, подумают, что ты с неба свалился, — добавил он. – Ты с отцом только что переехал сюда, ваш дом за городом, фамилия твоя Каллен, отца зовут Карлайл, он врач, а себе имя ты уже выбрал. Ну, всё, развлекайтесь, дети мои, а мне пора другими делами заняться. И, ты, уж, не обессудь, но ангела-хранителя я тебе предоставить не могу, так что, сам выкручивайся. Да, и не забывай, что твои обязанности в отношении заботы об этой девушке никто не отменял, — напомнил архангел и растаял в морозной дымке.
— Не забуду, — тихо ответил Эдвард и сильнее сжал ладошку Беллы, тянувшей его за собой.
— Что ты сказал? – оглянулась она.
— Ты красивая, — улыбнулся молодой человек.
— Спасибо. Ты тоже ничего, — окинула она его взглядом и подмигнула.
Они добрались до павильона с коньками, и Белла на глаз определила, какой размер у Эдварда.
— Видишь, я угадала, — обрадовалась она. – У тебя сорок третий, запомни.
— Я запомню, — смущённо улыбнулся Эдвард.
— Идём кататься, — вновь потянула она его за собой. – Ой! Моя любимая мелодия! С детства её обожаю! – воскликнула девушка, когда они ступили на лёд, а молодой человек узнал этот хрустальный перелив колокольчиков, которым столько раз убаюкивал свою маленькую подопечную. – Смотри, у тебя получается, — обрадовалась Белла, глядя на то, как скользит по льду её новый знакомый. – Только особо не разгоняйся, — предупредила она и выпустила его руку.
И оказалось, что это она сделала напрасно. Эдвард, порадовавшись, что ему удаётся нормально стоять на коньках, чуть ускорился и, не удержав равновесие, с размаху шлёпнулся на лёд. Белла подъехала к нему.
— Ты как? Живой? – взволнованно спросила она, протягивая руку.
— Живее, чем обычно, — улыбнулся парень, вовсе не расстроившись, что отбил себе все мягкие места. – Правда, это оказалось довольно чувствительно, — добавил он, чуть поморщившись, когда поднялся на ноги.
— Белла-Стервелла! Что, нашла себе, наконец, приятеля? – раздался рядом с ними насмешливый голос.
— Бен-Недоделанный Супермен! Вали отсюда! – огрызнулась девушка. – Сам, лучше, поищи себе подружку. Хотя, кому ты нужен со своей прыщавой физиономией! – усмехнулась она.
— Ведьма! – проворчал парень и поскорее ретировался.
— Придурок! – крикнула ему вслед Белла.
— Надо было ему снова по носу съездить, — тихо сказал Эдвард, глядя вслед удаляющемуся наглецу.
— Снова? – удивилась девушка. – А откуда ты знаешь, что он уже не раз получал от меня?
— Не трудно догадаться, — спохватился молодой человек.
— Ну, да, ты прав. Этот идиот уже не первый раз напрашивается. Всю жизнь мне покоя не даёт, — вздохнула Белла.
— А ты не даёшь ему спуску, — подмигнул Эдвард.
— Не даю, — улыбнулась девушка. – Не замёрз? Может, выпьем чего-нибудь горячего? – поинтересовалась она.
— С удовольствием, — кивнул парень и, взяв её за руку, направился к трейлеру, стоящему у края катка. – Два имбирных чая, пожалуйста, — попросил он у продавца и протянул ему купюру.
— Как ты догадался, что я люблю именно имбирный чай? – вновь удивилась Белла.
— Не знаю, — пожал плечами Эдвард. – Просто, мне показалось, что он должен тебе нравиться, потому что и мне он нравится, наверное.
— Расскажи о себе. Давно ты здесь? – спросила девушка. – Мы не встречались раньше?
— Мы только что переехали из … издалека, в общем, — уклончиво ответил Эдвард. – Хочешь ещё чаю? – решил переменить он тему разговора.
— Нет, спасибо. Пойдём, лучше, ещё покатаемся, — предложила Белла. – Только, наверно, мне придётся держать тебя за руку, а то опять свалишься, — со смехом добавила она, а Эдвард с готовностью ухватился за её протянутую ладошку.
Они ещё долго кружили по льду, смеясь, падая и снова поднимаясь. Эдвард старался, чтобы при падении Белла оказывалась на нём, а не на твёрдом и холодном льду, помня о своих обязанностях ангела-хранителя. Девушка что-то рассказывала ему, задорно хохоча, а он просто любовался ей, наслаждаясь этими земными мгновениями своего существования. Когда начало темнеть, и в воздухе закружились снежинки, сверкая в разноцветных лучах фонариков, включившихся вокруг катка, Белла остановилась и с грустью посмотрела на Эдварда.
— Мне пора домой, — вздохнула она.
— Можно, я тебя провожу? – робко спросил молодой человек.
— Конечно, — радостно кивнула девушка.
Они сняли коньки и медленно пошли вдоль заснеженных улиц. Хоть теперь Эдварду и не грозило упасть, он не выпускал ладошку Беллы из своей руки, и она вовсе не была против этого. Ей казалось таким естественным вот так идти с ним, держась за руки, словно они были знакомы уже много-много лет. Девушка подсознательно чувствовала что-то очень близкое и родное в этом парне, так внезапно возникшем в её жизни. Ей нравился задумчивый взгляд его серых глаз, какой-то слишком мудрый, что ли, для семнадцатилетнего подростка, нравились его чуть взъерошенные волосы, отливающие бронзой, нравилось чувствовать тепло его руки, осторожно сжимающей её ладошку. Она ощущала рядом с ним такой покой и лёгкость, словно её окружили невидимым коконом, защищая и оберегая от всего на свете.
— Постой здесь, — вдруг сказал Эдвард, когда они проходили мимо витрины магазина подарков.
Он вошёл внутрь и купил Белле большую куклу рождественского ангела.
— Вот. Это тебе. С Рождеством, — протянул он ей свой подарок.
— Спасибо. Какой красивый, — улыбнулась Белла. – На тебя похож, — засмеялась она, и, взъерошив чёлку Эдварда, побежала от него по дороге.
— Белла, осторожно! – закричал молодой человек, увидев, как на девушку мчится грузовик, потеряв управление на скользком асфальте.
Кинувшись к ней, Эдвард в последний момент успел вытолкнуть её из-под колёс и принял удар многотонной машины на себя. Его отбросило в придорожный сугроб, а грузовик промчался дальше.
— Эдвард! Нет! – крикнула Белла, подбежав к нему.
— Как больно, — выдохнул он и закрыл глаза.
— Пожалуйста, пожалуйста, не уходи. Не бросай меня, ты мне нужен, — заплакала девушка и прижалась к его губам.
— Ну, всё, Семнадцатый, пора домой, — сказал Гавриил, склонившись над ним.
— Я не хочу, — простонал ангел. – Я должен остаться с ней. Прошу вас, — взмолился он.
— Ты и так останешься с ней, только в качестве её ангела-хранителя, — пожал плечами архангел.
— Нет, не хочу быть только ангелом, — помотал головой Семнадцатый. – Она нужна мне, и я ей нужен… как человек, а оберегать я и так её буду, всю оставшуюся жизнь.
— Земная жизнь – ничто, по сравнению с бессмертием, — возразил Гавриил. – Ты уже понял, что такое боль, а можешь ведь понять, и что такое смерть, — предупредил он.
— Пусть, — не сдавался ангел. – Оно того стоит. Ради неё я готов и не такую боль вытерпеть.
— Оставь его, — вновь вмешался в их разговор божественный голос. – Он сделал свой выбор.
— Но, Господь, это как-то не по правилам, — попытался возразить Гавриил.
— Правила здесь устанавливаю я, — напомнил ему голос. – И вообще, у меня День рождения и хорошее настроение. Могу я себе позволить этот маленький каприз? – лукаво спросил он. – Ты просил рождественское чудо? – обратился он к ангелу. – Я тебе его дарю. Помни, что тебе теперь придётся хранить вас обоих, лишних ангелов у меня в запасе нет. Счастливого Рождества! – засмеялся голос и умолк.
— Эдвард, очнись, прошу тебя, — рыдала Белла, гладя его побледневшее лицо. – Вернись ко мне.
— Я здесь, с тобой, — вдруг тихо ответил он, открыв глаза.
— О, Господи! – воскликнула Белла.
— Не поминай его имя всуе, — улыбнулся Эдвард.
— Слава Богу! – сквозь слёзы выдохнула девушка.
— Ну, так можно. Это, думаю, ему понравится, — откликнулся молодой человек.
— Ты ещё шутишь! – возмутилась Белла и шлёпнула его по плечу. – Я чуть не умерла, когда подумала, что ты умер!
— Да живой я, живой, — вновь улыбнулся он. – Теперь, уж, точно, — поморщился он, попытавшись пошевелиться.
— Что? Больно? – встрепенулась Белла.
— Звони своему новому отцу, телефон у тебя в кармане, — шепнул ему Гавриил. – И да, я с тобой прощаюсь. Смертным не положено общаться с архангелами. Удачи.
Все рождественские каникулы Эдвард пролежал в больнице с загипсованной ногой, а Белла каждый день навещала его, проводя у постели нового друга и спасителя по несколько часов. Они разговаривали, смеялись, и никакие синяки и травмы не могли омрачить бывшему ангелу его радость и счастье от возможности общаться с этой девушкой, в которую он так безрассудно влюбился. Да и она, похоже, была очень рада неожиданно обретённому другу, а может, и не только другу. Белла не переставала удивляться тому, как Эдвард буквально чувствует её, словно знает о ней всё, от того, какие конфеты она любит, и до её самых любимых книг, которые и Эдварду, как выяснилось, очень нравятся. Как-то он заснул, когда Белла сидела с ним, а проснувшись, обнаружил на своём гипсе надпись, сделанную маркером.
«Мой любимый ангел-хранитель», — было написано там, а под словами красовалось нарисованное сердечко.
Эдвард снова уснул с улыбкой на губах, а проснулся от прикосновения других, таких мягких и желанных губ.
— Ты, правда, думаешь, что я твой ангел-хранитель? – с улыбкой спросил он у склонившейся над ним девушки.
— Правда, — кивнула она. – Самый любимый ангел, — добавила Белла еле слышно. – Обещаешь хранить меня вечно? – лукаво изогнула она бровь.
— Честное ангельское, — улыбнулся Эдвард и, обняв, потянул её к себе. – Ради этого стоило и с неба упасть, — выдохнул он, насладившись первым в своей жизни настоящим поцелуем.
— Слышишь? – вдруг спросила Белла, услыхав знакомый звон хрустальных колокольчиков.
— Слышу, — улыбнулся Эдвард. – С Новым годом, чудо моё рождественское, — прошептал он.
— С Новым годом, мой любимый ангел, — откликнулась Белла, вновь склоняясь к его губам.
источник
Незабываемое лето. Самое теплое время года. Время, когда рано утром просыпается солнце и дарит свои яркие лучи каждому человеку, пробираясь в их темные квартиры сквозь неплотную ткань занавесок. Дети, которые ждут это время года, встают и сразу же бегут на улицу. Погода, будто подстраиваясь под этих ребятишек, одаряет теплом, и слабый ветерок, что порывисто дует, охлаждая детские горячие тела. Они лепят куличики из песка и строят замки. И лишь один мальчик лет семи сидит на качелях чуть дальше от этих веселящихся детей и наблюдает за ними. Боясь подойти к ребятам, мальчику приходилось все время находиться в одиночестве. Но в один из солнечных дней к нему решила подойти девочка.
— Привет, — проговорила она. Наруто, подняв голову, увидел девочку его возраста. Нежно-розовые, как лепестки сакуры, волосы и зеленые глаза, в которых было видно счастье. Платье розового цвета, почти такого же, как и ее волосы, доходило до колен и очень красиво выглядело на ней, пускай она была еще маленькой.
— Привет, — ответил мальчишка. Блондинистые волосы торчали в разные стороны, а голубые, как небо, глаза, в которых отражалось лишь одиночество, смотрели на девочку. Он был одет в белую футболку с оранжевой спиралью на груди и черные бриджи.
— Меня зовут Сакура. Сакура Харуно. А тебя как зовут? — она мило улыбнулась блондину.
— Наруто. Наруто Узумаки, — немного покраснев, произнес мальчик.
— Давай дружить? — Сакура протянула руку мальчику.
— Угу. — проговорил блондин, взяв за руку девочку. Держась за руки, они пошли к детям, что играли в песочнице. С того самого дня они и начали дружить.
Время шло, и они взрослели телом и душой. Не расставаясь друг с другом, они провели так вместе десять лет. Время прошло совсем незаметно.
Восьмое марта — день чудесный. Прохладный ветерок пробирался под одежду, заставляя их подумать, почему же они не оделись чуть потеплее. Будние школьные дни. Каждая девушка ждала подарков от своих вторых половинок. Но лишь одна девушка, что сидела за последней партой у окна, думала о нем. Исписав почти всю тетрадку его именем, она лишь улыбалась. Ей было вовсе неважно, что он подарит, самое главное, чтобы он был рядом. Просто обнял ее и прижал к себе. Оторвал ее от этих мыслей мелодичный голосок подруги:
— Сакура, смотри, что мне подарил Сай. — Ино протянула руку и показала подруге золотой браслет. — А что тебе подарил Наруто?
— Ничего. Мне не нужен подарок. Для меня самое главное — его внимание, — улыбнувшись, произнесла девушка.
— Ну. Сай тоже мне уделяет много внимания. Но мне важно, насколько он меня оценивает, — смотря на браслет, проговорила Ино.
— Ну да, это ведь ты. — тихо сказала розоволосая.
— Так все равно, как ты думаешь, что он тебе подарит? — с любопытством поинтересовалась блондинка.
— Я не знаю. — Их разговор прервал телефонный звонок.
— Да, любимый? — проговорила она.
— Милая, я тебе не помешал? — поинтересовался парень.
— Нет. Что-то случилось? — обеспокоенно произнесла Сакура.
— Выгляни в окно. — Не кладя трубку, девушка встала со стула и выглянула на улицу через открытое окошко в классе. Выглянув в окно, она очень удивилась. Парень стоял внизу с баллончиком краски, а на асфальте было написано: «С Восьмым марта, любимая». Сакуре было приятно от такого подарка, и ее нежная улыбка не сходила с ее тонких губ.
— Наруто, — зеленоглазая улыбнулась.
— Да, Сакура? — Парень, не опуская голову, смотрел на нее снизу вверх.
— Я люблю тебя, — нежным голосом проговорила девушка.
— Я тебя. — Не успел договорить блондин, как услышал крик дворника:
— УЗУМАКИ! Это снова ты!?
— Извини, любимая. Но мне, кажется, уже пора, — томно дыша в трубку, проговорил и убежал в сторону выхода с территории школы.
— Хороший он тебе подарок сделал, — с полуухмылкой на лице проговорила Ино, стоявшая рядом с девушкой.
— Да, я безумно рада этому подарку, — пустив слезу по щеке от радости, она ответила подруге.
С тех пор прошло, наверное, уже семь месяцев. Семь месяцев их незабываемой любви.
Осень. Октябрь. Темные тучи, что вьются над городом, уже, наверное, около недели. Но дождик так и не пытается полить и освежить этот скудный город. Некоторые люди злятся, а некоторые рады такой погоде. А остальным все равно. Ведь кто-то работает, а кто-то учится. До конца пары осталось полчаса, а Наруто думает, как же незаметно для ректора сбежать из этого скучного места.
— Эй, ты чего такой измученный? — поинтересовался у друга Саске.
— Сегодня после учебы я должен встретиться с Сакурой-чан, но я боюсь не успеть купить ей цветы.
— Да ладно тебе, не парься. Она тебя простит. Особенно если завтра твоя днюха. — На парня навалился улыбающийся Киба.
— Ну да. Но все равно я хочу подарить ей цветы. Чтобы вновь увидеть её улыбку, — мечтающе проговорил он.
— Кстати, как будешь проводить день рождения? – поинтересовался один из друзей.
— Пойду с Сакурой в кино, потом в парк, покушаем сладкой ваты, потом я провожу её до дома, — выдал план своего дня рождения Наруто.
— Ну вот, опять с ней, — обиженно сказал Киба.
— Извините, парни, но не могли бы вы меня прикрыть? Я просто уже не могу ждать. — Взяв сумку, блондин выбежал из класса.
Не слушая учителя, девушка сидела за последней партой и довязывала подарок любимому. Она мечтала, как она уже встретит любимого, как они пойдут в кино. Как они пойдут в осенний парк, будут держаться за руки. И как поцелует её на прощание. Звонок. Остался ещё один урок. Время близится к их встрече.
— Эй, Харуно, чем ты занята? — К подруге повернулась Ино, что сидела впереди.
— Она такая счастливая и все время улыбается, — немного грустным голоском произнесла Хината и подошла к ним.
— Завтра день рождения Наруто. — Сакура посмотрела на подруг.
— Да? И что ты ему подаришь? — задала вопрос блондинка.
— Я решила сделать подарок своими руками. — Розоволосая достала из-под парты недовязанный шарф. Он был связан из красных, желтых и оранжевых нитей. Такой красивый и такой аккуратный шарф. Сделанный с любовью, что уж сказать, он точно подойдет Наруто.
— Очень красиво, Сакура-чан. Наруто очень понравится, — покраснев, проговорила Хината.
Прохладный ветер, залетая в открытые окна машины, дул в лицо парня. Черный лексус подъехал к магазину, где продавались цветы. Зайдя в магазин, он сразу же подошёл к продавщице. На нем были черные брюки, белая рубашка, расстегнутая оранжевая куртка. Купив белые лилии, самые любимые цветы Сакуры, парень расплатился и подошел к машине. Увидев, что он уже опаздывает, блондин быстро сел в машину и направился к школе, где учится его любимая. Пробка. Будни. Обычное дело. Но нельзя же стоять в пробке полчаса и заставлять ждать там ее. Наруто злится, очень злится. Лежавший на пассажирском кресле телефон вдруг зазвонил мелодичной мелодией, который обозначал, что ему звонит Она.
— Алло? — чуть злобно проговорил парень.
— Наруто-кун, ты где? — У девушки дрожал голос, было понятно, что она замерзла.
— Извини, милая. Я немного задержался в пробке. Уже еду. — Не выдержав, парень стал смотреть по сторонам и искать путь, чтобы выбраться из пробки. Ему все-таки удалось выбраться. Он не смотрел на скорость, он лишь думал о том, как бы быстрей приехать к ней. Увидев на дороге табличку «Ремонт дороги», он отвлекся и вылетел на встречку.
Сакура, что ждала своего парня, уже замерзла, но все-таки она ждала его и не сходила с места, а лишь смотрела по сторонам. Красный румянец от мороза на щечках и носике очень подходил ей и придавал лишь ей естественной красоты. Почувствовав вибрацию в кармане, девушка вытащила телефон и подняла трубку.
— Наруто, ну где тебя черти носят!? — чуть со злобой проговорила девушка.
— Примите мои соболезнования, но хозяин этого телефона попал в аварию. Не могли бы вы приехать и опознать его? — в трубке послышался голос женщины.
— Что? — По щекам её потекли слезы. Она не могла поверить. Что это происходит с ней? Она не верит в это. Может быть, это сон?
— Просим приехать вас в больницу Конохи. — После этих слов трубку положили.
Сакура, немного собравшая силы, но все так же в слезах остановила такси. Назвав адрес, она лишь тихо плакала на заднем сиденье, она просто не верила в это. Доехав до больницы, девушка не выбежала, а вылетела из такси и побежала к дверям больницы. Она чуть не сшибла врача, который выходил из здания, но не заметила его и подлетела к справочной..
— Я пришла на опознание парня. который разбился. на черном лексусе. — в слезах девушка не могла поверить, но, набрав побольше воздуха, вымолвила.
— Пожалуйста, пройдите в морг, вам прямо и направо, там вы встретитесь с Цунаде, — сочувствующе проговорила Шизуне.
Она пошла туда, куда сказала ей медсестра. Возле двери девушка встретила женщину высокого роста. Блондинка, волосы собраны в хвост, белый халат хорошо подчеркивал фигуру женщины, особенно грудь. Карие глаза посмотрели на девушку.
— Извините, вы Цунаде? — Заплаканными глазами Харуно посмотрела на женщину.
— Да, а вы? — Блондинка продолжала смотреть на нее.
— Я девушка Наруто, этого парня.
— А-а-а… Ну, тогда пройдемте. — Женщина открыла двери морга и вошла, Сакура же стояла в пороге и смотрела на тело любимого. По щекам продолжали течь слезы. Девушка переступила порог. Цунаде убрала одеяло с лица парня. Зеленоглазая вздрогнула: бледное лицо, закрытые голубые глаза, которые больше никогда не откроются. Он подошла к нему и положила руку на его уже холодную щеку. Слезы девушки, не переставая, капали на лицо парня.
— Почему? Почему ты бросил меня? За что ты так со мной? — проговаривала Сакура, пока гладила щеку любимого. Цунаде положила руку на плечо Харуно.
— Это он? — соболезнующе произнесла блондинка. Сакура лишь кивнула — выговорить она уже ничего не смогла.
— Тогда прошу вас расписаться здесь, и вы можете быть свободны. — Кареглазая протянула девушке ручку и бумагу.
Та расписалась и напоследок поцеловала в лоб Наруто. Выйдя из больницы, Сакура подняла голову и посмотрела на небо. Капельки дождя капали ей на лицо и скрывали слезы. Придя домой, девушка, легла на диван и обняла шарф, который она хотела подарить Узумаки. Она представила, как он был бы рад её подарку, как она поцелует его.
Несколько дней девушка спала неспокойно, каждую ночь просыпалась, кричала и плакала. Каждый день девушка ходила гулять по их любимым местам, в кафе садилась за их любимый столик, в кино — на их любимые места для поцелуев. Месяц Сакура терпела все это. Не выдержав такое расставание с любимым, девушка решилась на самоубийство. Выбежав из дома, зеленоглазая побежала в сторону девятиэтажки, что стояла поблизости. Добежав до песочницы, где когда-то они познакомились с Наруто, она улыбнулась. Подняв голову и посмотрев на вершину девятиэтажки, Харуно четко решила, что смысла жизни у неё больше нет. Поднявшись по лестнице на девятый этаж и подойдя к краю, Сакура увидела его. Любимого человека, который все это время был с ней. рядом. но она не видела его.
— Наруто. — Девушка подошла к нему..
— Сакура. прошу, не надо. — Узумаки положил руку на щеку девушки. Прикосновение было таким нежным.
— Почему? Я хочу к тебе. — От его руки она почувствовала то самое тепло, которого ей так не хватало. По щекам девушки снова потекли слезы.
— Я всегда был рядом с тобой с того самого дня. с той минуты, когда потерял жизнь. Мне больно видеть, как ты плачешь, поэтому я вытирал твои слезы, — парень улыбнулся и нежно вытер подушечками пальцев слезы с её глаз.
— Но мне очень тебя не хватает. — Харуно продолжала смотреть на Наруто, не отводя взгляда с любимых глаз.
— Прошу, Сакура, не надо. Я хочу, чтобы ты жила. Чтобы ты была счастлива, пусть и не со мной, но счастлива. — Блондин нежно обнял девушку. Для него она была словно белая маленькая снежинка, которая вот-вот растает в его объятиях.
— Позволь мне это сделать, тогда мы будем вместе. — Зеленоглазая прижалась к блондину.
— Если ты сделаешь это, я никогда себя не прощу за это. — Парень серьезно посмотрел на девушку.
— Я хочу быть с тобой. — Розоволосая сжала в руках футболку парня.
— Сакура, я всегда буду охранять и защищать тебя. Я всегда буду здесь… — Наруто коснулся груди девушки в области сердца. — А теперь пообещай, что ты будешь жить и радоваться жизни.
— Я. я обещаю тебе. — Харуно посмотрела на исчезающего рядом Узумаки.
Парень в последний раз поцеловал девушку в губы, улыбнулся и исчез. Сакура ещё долго стояла на крыше высокого здания и смотрела на город. Подняв голову и взглянув на небо, девушка с улыбкой произнесла:
— Спасибо тебе, мой ангел.
источник