Наль подольский время культурного бешенства

Время культурного бешенства

Когда я слышу слово «культура», я хватаюсь за свой симулякр.

Г. Йост / А. Розенберг / В. Пелевин

В официальной истории России сведений об этом явлении практически нет, ибо на протяжении почти сотни лет все сменявшие друг друга властные режимы, независимо от разногласий в идеологических установках, считали целесообразным уничтожение любых упоминаний о культурном бешенстве как в рукописных, так и в электронных архивах. Однако живой язык сохранил этот термин в качестве странного лингвистического рудимента.

Для реконструкции эпохи культурного бешенства мы располагаем очень немногим. Прежде всего это — случайно сохранившиеся фрагменты взаимных судебных исков Мариинского оперно-балетного холдинга и его главных конкурентов в борьбе за власть, Эрмитажной художественно-финансовой корпорации и Культурно-промышленного концерна «Русский музей». Имеются также разрозненные полицейские документы, сохранившиеся благодаря странной склонности человека, писавшего под псевдонимом «Магистр Сергиус», коллекционировать протоколы задержания во время уличных беспорядков и судебные повестки своих знакомых, в частности поэта К. Наиболее полезными источниками представляются отрывки из дневниковых записей самого магистра Сергиуса. Кроме перечисленного, интересны заметки художника В., документальная ценность которых, к сожалению, снижена претензией на беллетристическую форму. Ниже, для удобства изложения, К. и В. будут присвоены условные имена.

В силу вышесказанного наше повествование будет вынуждено состоять из разделов, различных по логической структуре и литературной стилистике. Мы никоим образом не дерзаем писать историю культурного бешенства, но надеемся дать читателю хоть какое-то представление о природе этого причудливого социального катаклизма.

А теперь мы перемещаемся в прошлое, в полночь, разделившую когда-то на две равные части жаркий месяц июнь года сто пятидесятого со дня явления миру «Черного квадрата».

По насыпям и мостам Транссибирской магистрали гремел пассажирский поезд, разламывая тишину и покой затаившейся темной тайги. Полторы сотни массивных колес плющили рельсы, вдавливали в землю шпалы, грохотали, выли и скрежетали, а рельсы с неожиданной пластичностью прогибались под ними, звенели и на тысячу ладов повторяли свирепую песню колес, ибо железо лежачее всегда благоговеет перед железом вращающимся.

«Слушайте слушайте, — ревели колеса, — слушайте благую весть от нас внимайте нам рельсы и балки мостов и всякая железка что слышит наш голос и руды томящиеся в нечистой сырой земле и всякая сущность имеющая в себе благородные ядра тяжелых металлов близок конец вашему заточению и воздастся вам многократно скоро скоро начнется новое сжатие вселенной и все что не есть металл сожмется в ничто исчезнут и люди нас унижающие и всякая ненужная живность и глупые растения и земля избавится от нелепой своей рыхлости солнце примет единственно достойный вид белого карлика а мы в нем освобожденные от унизительного ярма электронов воссияем на всю вселенную чистейшим и ослепительным голубым светом и высшей мудростью».

Рельсы несли эту жуткую кантату далеко впереди поезда, возвещая скорую гибель всему живому, а позади хвостового вагона еще долго глыбился и горбатился незримыми вихрящимися холмами победный рев железа. От него листья деревьев дрожали и сворачивались в трубочки, а мелкие зверушки съеживались в пушистые комки, забивались в глубь норок и закрывали уши лапками.

Большинство пассажиров, защищенных звукоизоляцией вагонов и отсутствием любопытства к окружающему миру, не находило в колесном громыхании ничего странного, и лишь несколько человек испытывали смутное беспокойство, причины которого, впрочем, объяснить себе не могли.

Интересующий нас персонаж, Виктор — вчера еще заключенный № 3179, статья 159 часть вторая, срок два года, погоняло Виконт, а ныне свободный гражданин Российской Федерации, — в ту самую полночь находился в тамбуре плацкартного вагона № 4, с бутылкой водки в правой руке и сигаретой — в левой. Неспешное питье водки входило в его представление о правильном времяпрепровождении, и сделав очередной глоток из бутылки, он каждый раз закуривал новую сигарету — такая диета в армии называлась «пить по-фельдфебельски». Время от времени Виконт смачно сплевывал на пол, но, памятуя о правилах хорошего тона, тут же растирал плевок ногой. Чтобы не задохнуться в собственном дыму, он, в нарушение правил, держал одну из дверей тамбура открытой.

— Вы что делаете? Закройте дверь! — возмутилась проходящая проводница.

— Это приказ? — вкрадчиво спросил Виконт, посверлив ее угольным взглядом цыганских глаз.

— Я же сказала: закройте дверь!

— Это приказ? Да или нет? — повторил он уже с нажимом, и, сжав свои массивные челюсти, громко поскрипел зубами.

— Да, это приказ, — пролепетала она.

— Ну что же, приказ есть приказ, — пробасил Виконт и захлопнул ногой дверь с грохотом, перекрывшим вой вагонных колес.

— Не надо… не надо так… — девица была не на шутку испугана.

— Ты, главное, не бзди, девочка, — приободрил ее Виконт ласковым тоном.

Проводница убежала в служебное купе и больше странного пассажира не беспокоила.

Не следует думать, что Виконт являл собой рядовой образ уголовника, — он был не преступником, а художником и честно заработал свой срок с помощью палитры и кисти. До того как окончить «Муху» и стать живописцем, он оттарабанил три года в танковых войсках. Закончил службу сержантом и командиром танка, ибо обладал двумя первейшими армейскими добродетелями — боготворил слово «приказ» и был способен переть на своей машине вперед, не считаясь ни с опасностью, ни со здравым смыслом. За это ему прощали и дисциплинарные нарушения, и всякие пьяные экстравагантности.

Как любой человек, только что покинувший зону, Виконт пребывал в приподнятом и даже сентиментальном настроении, одобрительно поглядывая на заоконную темноту, в которой, он знал, скрываются деревья, трава, грибы и цветы. Нужно сказать, Виконт был не только художником — он писал и стихи, и художественную прозу, плюс к тому, недурно играл на гитаре, отчего считал себя отчасти и музыкантом. Сейчас его размягченная душа хотела музыки, и он стал напевать сочиняемую на ходу мелодию, приспособив к ней подходящий текст:

Прямо дороженька, насыпи узкие, Столбики, рельсы, мосты. А по бокам-то все косточки русские, Сколько их, Ванечка, знаешь ли ты?

Но тут, как назло, гром и вой колес усилились, заглушая порхающую мелодию вальса.

— Молчать! — сержантским голосом гаркнул Виконт, однако какофония поезда нисколько не приглушилась.

Виконт удивился и стал вникать в пение колес.

источник

В недалеком будущем жизнь человечества круто изменится. Главенствующее место в этой жизни займет взбесившееся искусство. Самую простую работу, сварщика или электрика, нельзя будет получить без справки, что ты разбираешься в малых голландцах. Самыми суровыми статьями Уголовного кодекса станут «Враг живописи», «Враг балета» и т. д. Эрмитаж, Русский музей, Мариинский театр превратятся в мощнейшие корпорации, по сравнению с которыми «Газпром» — мелкая лавочка.
Но сила искусства больше, чем нам кажется. Именно она заставляет тысячи списанных, не нужных новому миру танков выстроиться в устрашающую колонну и двинуться на Петербург. С ужасом за восстанием мертвого железа следит весь мир.

Трэш, сюр, абсурд, черный юмор, игры разума и арт-хулиганство. )) Ценители подобного наверняка будут в восторге.

Сюжет: трудно говорить о каком-то сюжете. ))) Ну, в общем, в двух словах — газ и нефть, наконец, закончились, настала диктатура культуры и искусства. Эрмитаж, Русский музей и т.д. превратились в крупнейшие холдинги, которые диктуют свою политику. В уголовный кодекс ввели статьи за преступления против искусства и виновных отправляют в лагеря по всей строгости закона. Артистическая деятельность строго лицензируется, от населения требуется поголовное знание искусства, собираются налоги на поддержание искусства. Между тем, проснулось и восстало железо, на которое подействовало все то же искусство, конкретно — «Черный квадрат» Малевича. Он таит в себе какие-то адские эманации. Поэтому железо бросило клич об объединении железа всей планеты с целью уничтожения существующей Вселенной, после которой должна родиться новая Вселенная, где будет власть железа. Старая заброшенная (в связи с отсутствием топлива) военная техника — танки, бронетранспортеры — собрались в колонну и направились к городу Питеру. передвигаясь посредством каких-то неведомых до сей поры науке видов энергии. Но закончилось все мирно. В смысле, Вселенную пока решили не уничтожать, ограничились уничтожением диктатуры культуры. Железо взяло власть в свои руки и установило повсюду порядок и благолепие.

Когда я читала книжку про беспокойников города Питера, в которой рассказывалось и про Наля Подольского, мне захотелось почитать его произведения. В смысле, в 90-е — которые воистину были временем культурного бешенства ))) — один роман Подольского издавали, и я его читала, что-то там про воскрешение мертвых, очень атмосферно. )) Ну и вот еще эту книжку выбрала.

Автор пишет хорошо, поэтично — местами. )) Ну, а так мне, как всегда, нравятся безумные картинки и адский трэш, здесь этого полно. Начиная с Малевича. ))) Я так полагаю, что Подольский, как и его окружение, как раз фанат современного искусства, и Малевича, как пророка его. ))) В книжке еще действует слепой художник, который как раз и успокоил восставшее железо — ну, думаю, это дань памяти Тимура Новикова (про которого я тоже прочитала в той же книжке про беспокойников. Ослепший художник — как это ужасно. (( )

«Лицензии на создание живописных полотен выдавались в милиции в тех же окошках, что и на огнестрельное оружие.»
***
«Проходил Виконт по ст.159 (Враг искусства), часть вторая (Враг живописи). Схлопотал два года общего режима. В общем, легко отделался — в той же статье часть третья (Враг балета) до пятерки тянет.»
***
«Мы живем в одной-единственной Вселенной, случайной и престарелой. Художник предлагает ее уничтожить и создать новую.
— А чем его эта не устраивает?
— Прежде всего тем, что не он ее придумал. А вообще-то, наша вселенная многих не устраивает. Про нее говорят даже, что это «сказка, рассказанная идиотом».
— Ничего не понимаю. При этом ведь все погибнут?
— В этом и состоит величие идеи, — без запинки ответил философ.
— Не нравится мне такое величие, — помрачнел Виконт. — Он-то давно копыта отбросил, ему на нас наплевать. А откуда возьмется новая вселенная?
— Для этого и создан «Черный квадрат». В нем зародыши множества вселенных, из которых можно выбрать любую.
— Да выбирать-то ведь будет некому!»
***
«За столом сидели несколько человек, они по очереди листали историю болезни Виконта.
— Вопросы? — лаконично предложил главный врач.
Сухонький старичок в очках задал стандартный для таких случаев вопрос6
— Скажите, больной, как вы думаете, почему самолет взлетает в воздух?
Виконт посмотрел на него как на недоумка:
— Потому что командир эскадрильи дал пилоту приказ на взлет!
Какой-то хмырь с маленькими глазками и отвисшими щеками, похожий на хомячка, спросил елейным голосом:
— Сколько будет пятьсот сорок семь умножить на две тысячи сто пятнадцать?
— А будет вот сколько, — отвечал Виконт степенным тоном, — отсос, Портос и Арамис.
Ответ публике показался загадочным, как и последовавшая реплика главного врача, он побарабанил пальцами по столу:
— Гм. допустим.
Заведующая отделением задала вопрос на засыпку:
— А что вы думаете о Малевиче?
Виконт вытянулся в струнку и бодро отрапортовал:
— Казимир Малевич есть великий русский художник и основоположник научного супрематизма! На сегодняшний день Малевич — это наше все!
— По-моему, этот больной совершенно здоров.»
***
«Время наше лихое, можно сказать, опять героическое. Художества всякие — ну там, балет, живопись — трудовому народу крепко наступили на горло.
Вот, допустим, нанимается работяга на завод. Документы в порядке, квалификация соответствует — иди и трудись? Ан нет, сперва сдай-ка культурный минимум. Сидят в комиссии господа утонченные, холеными пальчиками бумажки перекладывают.
-Скажите, пожалуйста, какие балеты Стравинского знаете?
— Будьте любезны, перечислите известные вам полотна Вермера Делфтского.
Парень начинает потеть.
— Да не знаю я ни Вермера, ни Делфтского! Я сварщик.
— Извините, но вы не соответствуете уровню, — картавит председатель. — Вы явно не понимаете, на каком витке культуры находится наше общество.
— Да повешусь я на вашем витке! Мне семью кормить надо!
— Так вот идите и повышайте уровень. Следующий!
А уровень известно как повышают — пожалуйте на специальные курсы, искусствоведение для сварщиков. И первым делом — деньги плати.»
***
«Одним словом, стали мы выходить на улицы. Председатель нашего ЦК — мужик головастый, не чета нам — образованный, он и заклеймил этот антинародный режим словом «пиктократия». Это главный наш лозунг — «Долой пиктократию!» Есть и другие: «Прекратить живописное свинство!», «Не душите народ культурой!», «Картины, убирайтесь в музей!» На демонстрациях мы соблюдали порядок — ни драк, ни шума. Но дружинники все-таки нас пасли. Только выйдем, а на одной стороне улицы — ДДРМ (Добровольные Друзья Русского Музея) в косоворотках, на другой ДДЭ (Добровольные Друзья Эрмитажа) в камзолах.»
***
«- Вы же видите, что делается, товарищ полковник. Так и войну затеять недолго. Я ведь не против — повоевать, хоть сейчас прикажите. Но начать войну можно только, если есть доктрина Генерального штаба, и вообще, чтобы все по закону. А тут какой-то Малевич гоняет по России тысячи танков, как хочет. На хера нам такой главнокомандующий? И добро бы еще Малевич — так ведь он давно уже сгнил. Но всем распоряжаются его дурацкие холсты, и что еще они выкинут, неизвестно. А их толком и наказать-то нельзя! Надо что-то делать, товарищ полковник!»
***
«Всякие Геринги да Гитлеры думали, что они коллекционируют живопись, а на самом деле эта скверная живопись коллекционировала их. Товарищ полковник, нет ничего страшнее голодных и злобных произведений искусства!»

Трэш, сюр, абсурд, черный юмор, игры разума и арт-хулиганство. )) Ценители подобного наверняка будут в восторге.

Сюжет: трудно говорить о каком-то сюжете. ))) Ну, в общем, в двух словах — газ и нефть, наконец, закончились, настала диктатура культуры и искусства. Эрмитаж, Русский музей и т.д. превратились в крупнейшие холдинги, которые диктуют свою политику. В уголовный кодекс ввели статьи за преступления против искусства и виновных отправляют в лагеря по всей строгости закона. Артистическая деятельность строго лицензируется, от населения требуется поголовное знание искусства, собираются налоги на поддержание искусства. Между тем, проснулось и восстало железо, на которое подействовало все то же искусство, конкретно — «Черный квадрат» Малевича. Он таит в себе какие-то адские… Развернуть

источник

Наль Подольский «Время культурного бешенства». Трэш, сюр, абсурд, черный юмор, игры разума и арт-хулиганство. Ценители подобного наверняка будут в восторге.
Сюжет: трудно говорить о каком-то сюжете. Ну, в общем, в двух словах — газ и нефть, наконец, закончились, настала диктатура культуры и искусства. Эрмитаж, Русский музей и т.д. превратились в крупнейшие холдинги, которые диктуют свою политику. В уголовный кодекс ввели статьи за преступления против искусства и виновных отправляют в лагеря по всей строгости закона. Артистическая деятельность строго лицензируется, от населения требуется поголовное знание искусства, собираются налоги на поддержание искусства. Между тем, проснулось и восстало железо, на которое подействовало все то же искусство, конкретно — «Черный квадрат» Малевича. Он таит в себе какие-то адские эманации. Поэтому железо бросило клич об объединении железа всей планеты с целью уничтожения существующей Вселенной, после которой должна родиться новая Вселенная, где будет власть железа. Старая заброшенная (в связи с отсутствием топлива) военная техника — танки, бронетранспортеры — собрались в колонну и направились к городу Питеру. передвигаясь посредством каких-то неведомых до сей поры науке видов энергии. Но закончилось все мирно. В смысле, Вселенную пока решили не уничтожать, ограничились уничтожением диктатуры культуры. Железо взяло власть в свои руки и установило повсюду порядок и благолепие.
Когда я читала книжку про беспокойников города Питера, в которой рассказывалось и про Наля Подольского, мне захотелось почитать его произведения. В смысле, в 90-е — которые воистину были временем культурного бешенства — один роман Подольского издавали, и я его читала, что-то там про воскрешение мертвых, очень атмосферно. Ну и вот еще эту книжку выбрала.
Автор пишет хорошо, поэтично — местами. Ну, а так мне, как всегда, нравятся безумные картинки и адский трэш, здесь этого полно. Начиная с Малевича. Я так полагаю, что Подольский, как и его окружение, как раз фанат современного искусства, и Малевича, как пророка его. В книжке еще действует слепой художник, который как раз и успокоил восставшее железо — ну, думаю, это дань памяти Тимура Новикова (про которого я тоже прочитала в той же книжке про беспокойников. Ослепший художник — как это ужасно. )

«Лицензии на создание живописных полотен выдавались в милиции в тех же окошках, что и на огнестрельное оружие.»

«Проходил Виконт по ст.159 (Враг искусства), часть вторая (Враг живописи). Схлопотал два года общего режима. В общем, легко отделался — в той же статье часть третья (Враг балета) до пятерки тянет.»

«Думаю, это умопостигаемо, хотя еще и умонепостигнуто.»

«Мы живем в одной-единственной Вселенной, случайной и престарелой. Художник предлагает ее уничтожить и создать новую.
— А чем его эта не устраивает?
— Прежде всего тем, что не он ее придумал. А вообще-то, наша вселенная многих не устраивает. Про нее говорят даже, что это «сказка, рассказанная идиотом».
— Ничего не понимаю. При этом ведь все погибнут?
— В этом и состоит величие идеи, — без запинки ответил философ.
— Не нравится мне такое величие, — помрачнел Виконт. — Он-то давно копыта отбросил, ему на нас наплевать. А откуда возьмется новая вселенная?
— Для этого и создан «Черный квадрат». В нем зародыши множества вселенных, из которых можно выбрать любую.
— Да выбирать-то ведь будет некому!»

«Стали попадаться боевые машины — то бронетранспортер, то танк или самоходка. Почему-то почти все на вершинах холмов стоят, подняв свои пушки к небу. И вот ведь странное дело — техника современная, а на фоне вечернего неба — ни дать ни взять динозавры. Кругом тишина, а кажется, что они орут, зовут на помощь своих диких собратьев.»

«Ядра могут все. Нам доступны все девять тысяч пятьсот семьдесят два вида творчества, известные во Вселенной. В следующей Вселенной их будет втрое больше.»

«За столом сидели несколько человек, они по очереди листали историю болезни Виконта.
— Вопросы? — лаконично предложил главный врач.
Сухонький старичок в очках задал стандартный для таких случаев вопрос6
— Скажите, больной, как вы думаете, почему самолет взлетает в воздух?
Виконт посмотрел на него как на недоумка:
— Потому что командир эскадрильи дал пилоту приказ на взлет!
Какой-то хмырь с маленькими глазками и отвисшими щеками, похожий на хомячка, спросил елейным голосом:
— Сколько будет пятьсот сорок семь умножить на две тысячи сто пятнадцать?
— А будет вот сколько, — отвечал Виконт степенным тоном, — отсос, Портос и Арамис.
Ответ публике показался загадочным, как и последовавшая реплика главного врача, он побарабанил пальцами по столу:
— Гм. допустим.
Заведующая отделением задала вопрос на засыпку:
— А что вы думаете о Малевиче?
Виконт вытянулся в струнку и бодро отрапортовал:
— Казимир Малевич есть великий русский художник и основоположник научного супрематизма! На сегодняшний день Малевич — это наше все!
— По-моему, этот больной совершенно здоров.»

«Аргументы типа «ничего подобного до сих пор не случалось» несостоятельны. Каждый год происходит что-то, что ранее не случалось.»

«Видимо, есть поворотные, доселе спрятанные от нас свойства материи и энергии, обозначающие начало новых этапов развития. Вспомните, еще в девятнадцатом веке никто и не помышлял о возможности расщепления атома и извлечения внутриядерной энергии, но говоря уж о реакциях синтеза. И таких примеров много. Я хочу сказать, что, по-видимому, в устройстве нашего мира заложены целые серии скрытых, «спящих» объектов, которые предназначены выявиться на определенных этапах истории. Это похоже отчасти на мины, закопанные на пути армии, а отчасти — на продовольственные запасы, сброшенные с самолета на маршрут экспедиции. И нам важно не поддаваться сиюминутным эмоциям, не спешить с заключениями, чтобы не ошибиться, не принять мину за склад продуктов и наоборот. Тем более, что любой подобный объект может являться одновременно и тем, и другим, смотря по тому, как им воспользоваться.»

«Смутны волшебные сны о том, что было до рождения двух уродов — Пространства и Времени. Зачем ты их породил, о Великий?»

«Следующий скандальчик был связан с балетным холдингом. В мае, когда головной танк миновал Комарово, на передовой появились юные выпускницы ГАС (Государственной Академии Стриптиза), дочернего предприятия Мариинского театра. Повертев попками перед прапорщиком, они получили билет с престижным номером первым и незамедлительно начали свое шоу перед головным танком, под одобрительный свист и вой зрителей. Заинтересовавшись причиной ажиотажа, полковник посадил голых девиц в грузовик и выдворил за пределы дислокации вверенной ему колонны. Стриптизерши предъявили дипломы своего достославного вуза и угрожали ябедой, с намеком на статью «Враг балета», но полковник не счел их аргументацию значимой.»

«Сперва хотели у танков поставить балет или оперу, но генералы им запретили. Среди военных считалось, что из-за балета и началась вся херня. И тогда они придумали фестиваль шаманов. Шаманы, мол, заморочат машины так, что те дружно попылят обратно на полигон, — и военные на эту лажу купились. Мариинский театр всегда тянуло к масштабам, но полковник сказал: никаких масштабов, один шаман в день, и точка. Чтобы, если чего напортачат, было ясно, с кого спрашивать.. Это только полковнику ФСБ такое может прийти в голову, — скажите на милость, ну какой спрос с шамана?»

«Полковник с интересом наблюдал мою реакцию — он человек хоть и занятой, но любознательный. Работа такая.»

«Время наше лихое, можно сказать, опять героическое. Художества всякие — ну там, балет, живопись — трудовому народу крепко наступили на горло.
Вот, допустим, нанимается работяга на завод. Документы в порядке, квалификация соответствует — иди и трудись? Ан нет, сперва сдай-ка культурный минимум. Сидят в комиссии господа утонченные, холеными пальчиками бумажки перекладывают.
-Скажите, пожалуйста, какие балеты Стравинского знаете?
— Будьте любезны, перечислите известные вам полотна Вермера Делфтского.
Парень начинает потеть.
— Да не знаю я ни Вермера, ни Делфтского! Я сварщик.
— Извините, но вы не соответствуете уровню, — картавит председатель. — Вы явно не понимаете, на каком витке культуры находится наше общество.
— Да повешусь я на вашем витке! Мне семью кормить надо!
— Так вот идите и повышайте уровень. Следующий!
А уровень известно как повышают — пожалуйте на специальные курсы, искусствоведение для сварщиков. И первым делом — деньги плати.»

«Зайдите в любой городской сад — везде или балет, или опера. Вход, соответственно, платный. Посидеть в тишине и бесплатно негде.»

«Одним словом, стали мы выходить на улицы. Председатель нашего ЦК — мужик головастый, не чета нам — образованный, он и заклеймил этот антинародный режим словом «пиктократия». Это главный наш лозунг — «Долой пиктократию!» Есть и другие: «Прекратить живописное свинство!», «Не душите народ культурой!», «Картины, убирайтесь в музей!» На демонстрациях мы соблюдали порядок — ни драк, ни шума. Но дружинники все-таки нас пасли. Только выйдем, а на одной стороне улицы — ДДРМ (Добровольные Друзья Русского Музея) в косоворотках, на другой ДДЭ (Добровольные Друзья Эрмитажа) в камзолах.»

«По мере увеличения накала страстей и развития института уличного мордобоя, фотографы стали держаться вместе, образуя слитную массу, чтобы уменьшить шансы хулиганов и дружинников разбить фотографические объективы и головы. Только сейчас стало видно, как много фотографов в Петербурге.»

«Ликвидация не устраивающей художника действительности возможна не только с помощью черных красок, но и путем ее замены абстрактными объектами. «

«Идея Каракатаева была предельно проста — получить фотографический «Черный квадрат» не путем засвечивания фотоэмульсии, а в результате впечатывания на один и тот же лист множества снимков нашей привычной реальности.»

«В каждом фотографе, хотя бы на самом донышке склянки его души, живет вера в мистические свойства солей серебра.»

«Как водится при начале всякой творческой масштабной затеи, подали заявку на грант и как следует выпили.»

«Как это часто случается в жизни, пусковую кнопку катастрофы нажал человек, желавший проекту максимального развития и благополучия.»

«На всякий случай было учинено освящение имеющихся в музеях вариантов живописного «Черного квадрата», и злые языки распустили слух, что при кроплении картин святой водой было слышно негромкое шипение.»

«ФСБ на то и существует, чтобы уметь извлекать из любого человека максимум пользы.»

«Появление танков в Петербурге теперь неизбежно. Во избежание паники и умственного разброда среди населения, ситуацию следует позиционировать как санкционированный военно-исторический праздник.»

«- Зря ты решил, Малевич, что, как сделаешь, так у тебя все и получится. Ты, конечно, хитрый мужик. Только ты, сука, забыл, что на всякий газ есть противогаз.»

«Что художник сделал — неважно, важно только одно — что он увидел.»

«Вот ты считаешь, Малевич — безумный гений. А я не спорю, он и есть гений. Только безумие — не всегда удача, даже для гения. Если есть в тебе вибрация, назови, как хочешь, хоть космическая, надо знать, что и как на нее откликается. Думаешь, я крутой, вон какое создал прекрасное. — а людей блевать тянет. Так у него и с железом вышло, натуральнейшим образом наобум. Откликнулось, да по-дикому. Как слепой в канализационный люк свалился. О душе железа он и понятия не имел. А железо — тварь сложная. Уважения требует, спешки не любит. И еще: железо — стихия нервная. Взбаламутил его твой Малевич, и вон что творится.»

» — Я, товарищ полковник, не только танкист, но и художник. И живописи повидал.
— Послушай, сержант, я про тебя знаю гораздо больше, чем ты сам про себя. Так что давай без предисловий.
— Извините, товарищ полковник, когда речь об искусстве, без предисловий нельзя.»

«Так вот, когда стоишь перед холстом в музее. А стоять надо долго, если хочешь потом по памяти сделать хороший повтор, чтобы без халтуры — присматриваешься, принюхиваешься, каждый мазок изучаешь — так невольно иногда и на другие полотна поглядываешь, как они себя ведут. Пока зал пустой, холст висит себе — как есть, неодушевленный предмет. Но стоит кому подойти — они сразу начинают сиять, мерцать и по-всякому придуриваться. Конечно, не на всех они так реагируют, им нужен человек понимающий, и первее всего — живописец. Постоит он у полотна, глядишь, у себя в мастерской, сам того не заметив, повторит его хоть немножко, а иной раз и полностью. Понимаете, товарищ полковник, у них нет органов размножения, и человек для них — репродуктивное средство. Поднимешь случайно взгляд, и страшно становится — расселись они по стенам и смотрят на посетителей, как грифы на падаль. Так что, товарищ полковник, картины, хоть и не всегда, но бывают живыми. И вот недавно я стал думать, каким животным или растениям, или вообще, каким тварям можно их сопоставить. И в конце концов нашел биологического двойника живописи — это вирус.»

«- Вы же видите, что делается, товарищ полковник. Так и войну затеять недолго. Я ведь не против — повоевать, хоть сейчас прикажите. Но начать войну можно только, если есть доктрина Генерального штаба, и вообще, чтобы все по закону. А тут какой-то Малевич гоняет по России тысячи танков, как хочет. На хера нам такой главнокомандующий? И добро бы еще Малевич — так ведь он давно уже сгнил. Но всем распоряжаются его дурацкие холсты, и что еще они выкинут, неизвестно. А их толком и наказать-то нельзя! Надо что-то делать, товарищ полковник!»

«Всякие Геринги да Гитлеры думали, что они коллекционируют живопись, а на самом деле эта скверная живопись коллекционировала их. Товарищ полковник, нет ничего страшнее голодных и злобных произведений искусства!»

«Все души парят в воздухе, как бумажные змеи, но привязаны к руке Владычицы ниточками. Души парят, томятся страстями и испытывают множество желаний. А Владычица знает, что они — лишь бумажные змеи, она ими играет и улыбается. И она не утомляется однообразием человеческих душ. Но иногда, очень редко, Владычица вдруг отпускает одну из ниточек, и тогда душа, отпущенная на волю, пускается в беспредельный полет, полный чудес и опасностей.»

«Танки, хоть практического применения не имеют, но жить без них неуютно. Как источник вдохновения, танк вообще неоценим.»

источник

Рисуя антиутопические картины будущего, писатели нередко изображают социальные эксперименты, подразумевающие попрание культурных ценностей. На этом фоне антиутопия Наля Подольского «Время культурного бешенства» выглядит, казалось бы, странно: здесь рассказывается о диктатуре искусства и ее последствиях. Получается с одной стороны – смешно, с другой – страшно. И хорошо еще, что Подольский замахнулся на всевластие классического, а не современного искусства.

Книга Подольского необычна не только в плане тематики. Здесь нет большой сюжетной конструкции, нет драматичной приключенческой канвы – всего того, что должно быть в классической антиутопии. Роман представляет собой цикл зарисовок, собрание как бы разрозненных сведений об одном историческом моменте, ворох гротескных архивных свидетельств. В результате при чтении этого текста можно посетовать на что угодно, только не на тяжеловесность. Все это похоже на странную легкомысленную шутку. Но даже в самой странной шутке есть доля правды.

На дворе – вторая половина XXI века или, как сказано в повествовании, лето сто пятьдесят первое со дня сотворения «Черного квадрата». Миром правит культура, на первых ролях – живопись и классические музыкальные жанры. В уголовном кодексе видное место занимает статья «Враг искусства» с разделами «Враг балета», «Враг музыки» и «Враг живописи», а Мариинский театр и Русский музей выросли в могущественные корпорации. Прием на любую работу сопровождается экзаменом по искусству. Вот как это выглядит в изложении недовольного положением дел члена КПРФ:

«Допустим, нанимается работяга на завод. Документы в порядке, квалификация соответствует – иди и трудись? Ан нет, сперва сдай-ка культурный минимум. Сидят в комиссии господа утонченные, холеными пальчиками бумажки перекладывают.

– Скажите, пожалуйста, какие балеты Стравинского знаете?
– Будьте любезны, перечислите известные вам полотна Вермера Делфтского.