Не знаю как в себе я бешенство умерил

Следуя призыву ДАМа натравить олигархов на школьников, руководство нашей корпоративной школы попросило меня провести урок (двойной) литературы у десятого класса.

Я честно предупредил любезных педагогов, что это немножко стрёмная затея, поскольку я люблю литературу, люблю искренне, а потому привык говорить о книжках и авторах то, что на самом деле думаю.
Но меня заверили, что всё в порядке.
Ну что ж, я выступил.

Начал так:
«Помню, когда учился в предпоследнем классе, как-то спросил у друга по даче, читал ли он «Войну и мир». На что он ответил: «Честно, пробовал, даже книжку открыл, но там первая же фраза по-французски, я нифига не понял и захлопнул обратно».

Он так и не прочёл «Войну и мир». Зато – он открыл для меня Стругацких, будучи фанатом. Причём, много раньше предпоследнего класса. Сейчас он имеет свой бизнес, занимается тюнингом внедорожников, сам выступает на триале, и притом – его никак не назовёшь бескультурным, невежественным человеком. Напротив, с ним бывает очень интересно потрепаться о литературе и кино. Но – не о Толстом, конечно.

Сам я – знал французский, поэтому «Войну и мир» осилил. Ну, почти. До середины четвёртого тома, где-то. Мне всё хотелось понять, ради чего почтенный граф извёл столько бумаги и чернил. Но – я отчаялся. И бросил чтение, когда автор скатился уже в чистую философию даже без претензий на художественность.

Нет, поймите правильно: я вовсе не хочу сказать, будто Лев Толстой – скверный писатель и не должен никому нравиться. Да если кто получает радость от его сочинений – то на здоровье. Хотя несколько странно, когда те же люди брызжут негодующе слюной по поводу «Дома-2».

Но мне, честно сказать, кажется весьма одиозной идея принуждать к чтению книжек и навязывать мнение об их величии. Возможно, и сама идея обязательного преподавания литературы, для всех и без учёта личных вкусов, — она тоже… чудаковатая. Если уж на то пошло, почему именно литературы, а не кинематографии или компьютерных игрушек? Поди, не произведения искусства, не элементы человеческой культуры?

Как по мне, художественные книжки ценны постольку, поскольку доставляют читателям удовольствие. То ли изяществом стиля, то ли интригующим сюжетом, то ли психологически точными портретами, то ли занятными мыслями, которые читатель находит таковыми. Но хорошо, конечно, когда всё вместе присутствует. И всё это, конечно, очень субъективные, оценочные категории.

Поэтому меня всегда умиляло это привычное в литературоведческих кругах деление на авторов «первого и второго ряда», а также – деление жанров на «высокие и низкие». При этом как-то так получалась, что к низким жанрам принято относить писания о чём-то интересном, незаурядном, интригующем, будь то расследование таинственных преступлений, похождения морских пиратов, охота на вампиров, битвы магов с драконами (ну или, для девочек – любовь магната к своей новой секретарше с первого взгляда), а «высокой литературой» — считается глубокомысленный трёп «обо всём и ни о чём» на фоне совершенно заурядных событий.

На самом деле, у подобной точки зрения – есть причины. Главная из них в том, что, выдумывая захватывающий, лихо закрученный сюжет, – авторы действительно порой получают возможность «отдохнуть» на стиле. И пишут реально хреново, коряво и косноязычно. А чтобы увлечь читателя глубокомысленным трёпом заурядных людей – нужно писать всё же как-то получше, с «изюмом».

Но вместе с тем, и наличие интересного сюжета – вовсе не исключает стилистических достоинств. Был бы автор толковый.
И потому складывается ситуация: Дюма, Стивенсона, Скотта, Саббатини, Хаггарда, Конан-Дойля – как-то и по сию пору не приходится включать в школьную программу. Их и так читают, даже несмотря на огромную конкуренцию со стороны позднейшей, более динамичной литературы, и, особенно, кинематографа. А вещи, признаваемые «истинно великими» — читают всё больше под дулом пистолета (или – под действием общественного мнения, что одно и то же).

Конкретно русской литературе, «золотому» её девятнадцатому веку, не повезло в том отношении, что для доказательства её величия – в школьные программы обычно пихают именно многомудрые, увесистые «психологические» и «социально значимые» глыбины с тягомотным, невнятным сюжетом и навязчивой нравственной проповедью от автора. Исключение, пожалуй, составляет пушкинская проза, лермонтовский «Герой нашего времени» (там есть переживания Печорина, но они не настолько уж «грузят»), ранние рассказки Гоголя. Но Толстоевский (собирательно) – это именно то непрошибаемо серьёзное и высокодуховное лицо русской литературы, которое так нравится людям «глубоким» и несколько отпугивает – людей нормальных.

Между тем, нельзя сказать, будто бы в русской литературе девятнадцатого столетия совсем уж не было авторов, которые бы стремились развлечь читателя, а не совокупить ему мозг. Просто, они, будучи зачислены во «второй ряд», как-то обойдены вниманием.
Но вот я, допустим, из Толстых той поры – куда больше ценю не Льва, а Алексея Константиновича. Один его проект «Козьма Прутков», совместно с Жемчужниковыми, — так растерзали на цитаты, что до сих пор сплошь и рядом слышишь. «Если у тебя есть фонтан – заткни его». «Специалист подобен флюсу». И многое другое. А Лев Толстой – он, можно сказать, только один и породил эпохальный «мем»: «Гладко было на бумаге – да забыли про овраги». Да, это из его стихотворения. И тогда он, будучи молодым офицером, ещё умел писал стихи. А после, по мере обронзовения, – и прозу толком разучился писать. Э, ладно, я этого не говорил! И ничего никому не навязываю.

Возвращаясь к Алексею Константиновичу. Он вообще прикольный был чувак. Пародии замечательные писал. Просто стихи забавные, живые. Парням – «Бунт в Ватикане» рекомендую почитать. Барышням – не рекомендую, конечно. Не могу-с.

К слову, у меня была во студенчестве теория, что и небезызвестный «Лука Мудищев» — это тоже Алексей Константиновича Толстого сочинение. Возможно, в соавторстве с Жемчужниковыми. Из ранних. Да, поэма шла под псевдонимом «Иван Барков», но это лишь дань памяти знаменитому похабнику восемнадцатого века. Так-то – явно после Пушкина написано. Но тут – спорно, что именно Толстой.

Ещё – неплохая историческая повесть у него была, «Князь Серебряный». Грозный, опричнина, «жесть». Это вообще редкость для русской литературы тех лет, авантюрно-историческая, приключенческая проза. Можно ещё Загоскина вспомнить… помните, в «Ревизоре»: «Это другой «Юрий Милославский»?»… и в свою пору им зачитывались, но сейчас – как-то совсем подзабыли. И, честно сказать, Загоскин – это всё-таки не Дюма и не Стивенсон, понаивнее написано. Но «Князь Серебряный» А.К.Толстого –как-то немножко повыше уровнем, чем Загоскина творения. То есть, я-то писателей не ранжирую, просто – своими впечатлениями делюсь. А кому вдруг втемяшится оспорить – всегда пожалуйста.

Но ещё больше мне у Толстого, А.К., глянулась в своё время одна коротенькая, но забавная мистическая вещица, с концептуальным названием «Упырь». С одной стороны, вполне нормальный такой хоррор, хоть сейчас бери да экранизируй as is, с другой – много смешных мест, и даже некий стёб, вторым планом, над героическим поколением «времён очаковских и покоренья Крыма»… Да, цитата – не из Толстого.
Я бы сказал, что в этом «Упыре» — чёткие булгаковские мотивы прослеживаются… если б это не звучало так глупо. Читал ли Булгаков Алексея Константиновича? По многим приметам – наверное читал.

Однако ж, надо возвращаться к программным классикам, будь они… сиятельны вовеки веков!

Что ж, иметь некоторое знакомство с произведениями, которые считаются «классикой», наверное – надо. Чтоб не выглядеть совсем уж неотёсанным чурбаном. Но если начал читать и как-то вещь не пошла – ей-богу, не стоит себя насиловать. Может, потом, через несколько лет стоит вернуться – и тогда вштырит. А покамест — вполне достаточно прочитать статью в Википедии с изложением сюжета и неких «необходимых» знаний о книге.

Правда, признаюсь, иногда я всё-таки читал и то, что никоим образом «не цепляло». Поскольку нашёл себе развлечение – писать на эту муть пародии и заведомо провокационные, разгромные сочинения. Это порой бывает приятно и весело – ниспровергать укоренившиеся, «сакральные» мнения, которые в действительности мало кто разделяет даже среди учителей, но вынуждены их проповедовать.

В этой школе каких-то замшелых отродоксов не водится, а нормальному учителю литературы, поверьте, всегда приятнее, когда ему пусть и резко «в оппозицию» высказываются, но – являют хоть какую-то искреннюю заинтересованность в предмете. А не бубнят, превозмогая склероз, банальности из учебника, наводя «хрестоматийный глянец»… да, Маяковский.

И я вам сейчас покажу, как это делается. Называйте любую вещь из тех, что вы уже проходили, или скоро должны проходить, — а я скажу, что о ней думаю. Потом – может, обсудим. Хотя нет, обсуждать не будем. У нас столько времени нет. Лучше – в сочинениях потом напишете, с чем не согласны. Вот вам и тема.
А пока – валяйте, заказывайте! Я сегодня ваш.

Первым мне достался роман Тургенева «Отцы и дети».

— Милая, — говорю, — вещица. Хорошо написана, приятно. Этого сложно было ожидать от довольно-таки конъюнктурного романа на «социально острую» тему, но чего у Тургенева не отнимешь, – стилист он отменный. И тут – постарался. Это не «Ася» и не «Вешние воды», от которых тошнит, и не абсолютно сырой опус «Накануне», — тут Тургенев поднапрягся и класс всё же явил. Да и человек он благодушный, чуждый маниакальности. Поэтому, честно, я не совсем понимаю, зачем ему понадобилось убивать Базарова. Ведь он, Базаров, и так проиграл по всем пунктам с этим своим крикливым, дурацким нигилистическим бунтом.
Увлёкся флиртом с Фенечкой, когда прежде объявлял подобные штуки пошлостью. Поучаствовал в нелепой дуэли с Павлом Кирсановым, несмотря на декларируемое им презрение к аристократическим повадкам. Втюрился в Одинцову, да заробел сближаться с нею. Утратил всякое влияние на Аркадия, которому сделался попросту скушен со своей мизантропией и своим ребяческим, напускным цинизмом. По-моему, вещь бы только выиграла, если б Базаров не погиб так нелепо, а попросту перебесился со своим подзатянувшимся подростковым протестом. К чему он был близок. Ну да автор – хозяин-барин.
Убив своего нигилиста – Тургенев дал повод прощелыгам вроде Писарева утверждать, будто бы автор никак не мог расправиться с Базаровым силой мысли, а потому — тупо прикончил его трупным ядом. Да было бы с кем расправляться! Обычный начинающий докторишка-ворчун, вбивший себе в голову, по изначальному простонародному своему невежеству, будто нечто в самом деле «революционное» есть в его жизненной концепции. Даже и близко – не House M.D. Да для дворян, когда каждый из них бывал куда бОльшим «нигилистом», лет в 16-25, это просто смешно было слушать. Но что Тургенев позволил Базарову – умереть достойно, героем, будто бы не поколебленным в своих максималистских убеждениях. И Базаров в самом деле умирал красиво и достойно. Одно это, «не говорите при мне по-латыни, я пойму yam moritur», — дорогого стоит.
Вот если б Тургенев дал Базарову ещё пару лет развития, тем же естественным курсом, если б дал ему жениться и утратить обличительский пыл – так бы он реально «опустил» своего персонажа. Но Тургенев, наверное, слишком добрый человек был.

Потом был «Идиот» Достоевского.
— Честно, — говорю, — идиот – это тот больной сукин сын, который включил Достоевского в обязательную школьную программу. Нет, Фёдор Михалыч, конечно, гений, но – он же трёхнутый на всю голову. Как можно заставлять(!) кого-то читать его… гхм, психиатрические анамнезы? Тут уж дело вкуса. Признаюсь откровенно, лично мне просто неприятно всегда было Достоевского читать. К тому же, конкретно «Идиот» — показался и весьма занудной вещью, перенасыщенной проходными персонажами и пустыми, истерическими разговорами. Довольно быстро эта вымученная надрывность, эта «речевая чахоточность» – начинает раздражать. Что до главного, титульного героя – убей бог, не помню, чтО этот Мышкин кому-то реально хорошего-то сделал. Рогожин – тот хоть грохнул Настасью Филипповну, избавив от страданий, вызванных подростковой травмой, причинённой педофилом Тоцким. А Мышкин – он какой-то вообще никакой. Приехал из Швейцарии, потусил, преимущественно среди моральных уродов, потрепался вволю, — да и свихнулся окончательно. Его принято чуть ли не «инкарнацией» Христа провозглашать – но я бы на месте христиан считал такое сопоставление кощунственным.
Но честно – я читал роман один раз, и не могу сказать, что помню его наизусть. Там, конечно, есть забавные вещи, вроде этого капитана, который рассказывает о боевой потере своей ноги, стоя при этом на обеих здоровых… что ещё больше запомнилось – игра в «расскажи о своём самом плохом поступке». Да только смысла в ней, когда всякий — всё едино соврёт? Смысл в том, чтоб эту мысль продемонстрировать? И это правда очень глубокий смысл?
Да пошёл бы Фёдор Михалыч со своим макабром уродцев! Да, у Достоевского – совершенно уникальное и гениальное видение людей как заспиртованных препаратов Кунсткамеры, бьющихся в вольтовой дуге самых низменных страстей, но – вот как-то не очень жизненное, по моим наблюдениям. Нет, далеко не все люди таковы. А Достоевскому – не повезло то ли с окружением (несколько лет среди каторжан – урон для психики по-любому), то ли с субъективной спецификой восприятия. Что, впрочем, взаимосвязано.

«Мёртвые души» Гоголя.
— В задумке – добротный плутовской роман с занятным сюжетом. Рельефные, монолитные персонажи, очень полезные своей тотчас обретённой «нарицательностью». Обзовёшь кого «Коробочкой» — и уже не надо обзывать «местечковой дурой». Местами – вещь «доставляет» весьма. А местами – изрядно затянуто. И я имею в виду как раз те лирические отступления, которые так обожают критики и учителя (или делают вид). Прежде всего – пресловутый этот пассаж про Русь-птицу-тройку. Честно, лёгкая оскомина возникает от этого странноватого и натужного пафоса посреди довольно-таки иронического повествования о похождениях афериста. Вообще, чуднАя была идея, назвать роман такого жанра «поэмой» и ради этого впихивать туда высокопарные красивости. В «Страшной мести», скажем, патетические фигуры, вроде «чуден Днепр», смотрятся органично. Но в «Мёртвых душах» — как-то не очень. Но, тем не менее, первая часть стоит того, чтобы ознакомиться. Она, с позволения сказать, «мематична». А вторая? Что ж, сам автор решил, что – ф топку.
Вообще же, про Гоголя должен сказать следующее. Одна моя знакомая, философ по профессии (и не спрашивайте, что это такое!), тётка весьма неглупая, как-то выразила мысль, что Гоголь блестяще передавал форму, но очень страдал от того, что не умеет выразить душу. Собственно, это он сам сетовал, в письмах.
Но я бы рискнул утверждать, он не то чтобы не умел выражать душу – он разучился это делать. В «Диканьке»-то, в «Вие» и в «Бульбе» — всё у него в порядке было с «душевностью». Ему самому были симпатичны его персонажи, он выписывал их любовно.
Однако ж, долгая жизнь в Петербурге — испортила этого страстного русскоязычного украинского писателя. Он превратился в хитрожопого хохляцкого гастарбайтера, который тратил свой талант на сотворение очень ярких, очень ценных и очень заслуженных сатирических карикатур на российское чиновничество и помещичество, а свою страсть – на такие вот возвышенные, стилистически красивые, многозначительные, но довольно никчёмные пассажи про «Русь-тройка, знать, у бойкого народа ты родилась…. и, косясь, постораниваются и дают ей дорогу другие народы и государства…».

После чего, честно, хотелось сказать, с позиции великорусского шовинизма: «Прогиб засчитан, пан Яновский! Знаю: и народ наш тормознутый вельми, и государство – вовсе не лидер в мире, но – спасибо, что решили польстить даже против фактов».
Хотя я понимаю, что он не столько подлизывался к национальной гордости великороссов, сколько – пытался самого себя примирить с нею, в действительности ненавидя российские реалии всеми фибрами. Да и – кто б его просил-то их любить?
Это действительно трагедия Гоголя. А жаль. Ведь мог он – стать кем-то вроде нашего Эдгара По, но с неповторимым славянским колоритом и с неподдельной, искренней страстностью. А скатился – в социальщину, всё же. Но – очень талантливую.

«Горе от ума» Грибоедова
— Вероятно, первая вещь эксклюзивного и концептуального для русской литературы жанра «о людях, которые непонятно зачем». Или, на литературоведческом сленге – «проблема лишнего человека в творчестве «вставить нужное имя отечественного автора».
Видите ли, это действительно уникальная фишечка, порождённая именно русской литературой: писать о людях, которые замечательны прежде всего тем, что не нашли никакого применения своим безусловно великим талантам (как то утверждается открытым текстом, поскольку невозможно заметить их по каким-то косвенным признакам). Они, эти люди, всегда настолько выше окружающих, что не могут занять в социуме места себе под стать – а потому не занимают никакого. Да, это наше, родное изобретение. Все остальные литературные жанры, честно сказать, мы заимствовали, как и большинство культурных трендов вообще, поскольку Россия – так уж вышло – находилась на периферии культурного пространства и шла в кильватере у Европы, но писанина о «лишних людях» — зародилась у нас. И лишь потом перекинулась на другие страны.

«Горе от ума» — повторю, наверное, первая вещь подобного рода. И я бы предположил, название – несколько более саркастическое, чем повелось считать.
Почему-то принято думать, будто Чацкий действительно большой умница, незаслуженно страдающий от тупости светской тусовки, которая не в состоянии понять и оценить его интеллектуальное превосходство.
Но у меня есть некоторые сомнения в том, что Грибоедов считал своего Чацкого на самом деле умным человеком. Да и с чего бы? Его рассуждения, в действительности, ничуть не менее плоские и пошлые, чем ретроградные филиппики Фамусова или казарменные шуточки Скалозуба (или даже – салонно-оппозиционный пафос Репетилова). Зато – в них куда больше самолюбования и желчи. Главное – они совершенно неуместны. Чацкий токует самозабвенно, что тетерев по весне, — и абсолютно не чувствует восприятия аудитории, всё более враждебного. Да ему вообще на это наплевать – дай только излиться.

И в глазах дипломата Грибоедова это должно служить признаком великого ума? Ей-богу, Чацкого так легко приняли за психа, с подачи Софьи, ровно потому, что его речуги и производят впечатление психической неадекватности. Думается, справедливое впечатление. Поэтому, рискну утверждать, Чацкий и есть в комедии главный шут гороховый, а вовсе не протагонист (ну или же Грибоедов выводил «юного себя», с изрядно снисходительной иронией, а то и сарказмом). Чацкий нелеп, смешон со своим утрированным позёрством и фиглярством. Да и не очень-то приятная личность. Эгоист – конченый, самозабвенный.

Тут показательна финальная сцена, когда Софья застукала Молчалина с Лизой, а Чацкий рядом оказался.
Софье – конечно, неприятно было слышать, как Молчалин любезничает со служанкой, да ещё и – «Мой ангельчик, желал бы вполовину
К ней то же чувствовать, что чувствую к тебе;
Да нет, как ни твержу себе,
Готовлюсь нежным быть, а свижусь — и простыну».
Никому не приятно такое слышать. Но – она владеет собой, тем не менее. Конечно, высказывает Молчалину всё, что о нём думает, но – вполголоса. Ей скандал, понятно, совершенно не нужен.
Не то – Чацкий.
«Не знаю, как в себе я бешенство умерил!»
И я тоже не знаю, что он имеет в виду под словом «умерил». Но на деле – он разверещался на весь дом о своей жгучей обиде и праведном гневе. Совершенно не заботясь теми проблемами, которые создал своей якобы любимой. После чего, конечно, всех обругав и упиваясь сознанием оскорблённости в лучших чувствах, благополучно свинтил.

Как-то, согласитесь, немножко иной образ поведения, нежели у Сирано де Бержерака из ростановской пьесы, где он подсказывает Кристиану (может, я путаюсь в именах, давно читал) реплики в душевном разговоре с Роксаной, беззаветно любимой Сирано. Кстати, советую почитать эту пьесу Ростана. Тоже, кстати, автор, отнесённый «знатными литературоведами» во «второй ряд», но его Сирано – на меня в своё время очень сильное впечатление произвёл. Вроде, у меня-то нос всегда нормальный был – а вот как-то проняло. Кому в оригинале сложновато будет читать — щепкинский перевод реально хороший.

Возвращаясь к «Горю от ума».
На самом деле, такой тип крикливых псевдоинтеллектуальных клоунов-инфантилов, перманентно обиженных на весь белый свет, — он, наверное, вечен. Поэтому и пьеса – на все времена. Тут Гончаров был прав, в своей статье «Мильон терзаний». К слову, он-то к Чацкому как раз хорошо относится. «Лучом света» считает. Я этого не вижу, я Чацкого считаю претенциозной дрянью и дешёвкой, но – возможно я слишком строг. В конце концов, он ещё очень молод должен быть, лет двадцать с небольшим. Но всё равно – покамест говнюк. Потом, может, и чего путное из него вырастет. Но вот, своей любимой девушке, от которой почему-то он тоже требовал ответной любви, когда расстался с нею, четырнадцатилетней, на три года, – он жизнь конкретно подпортил, вероятно.

«Евгений Онегин»
Ну да, Пушкин есть Пушкин. Пишет он хорошо. Легко, остроумно, элегантно. Даже если сюжет – полнейшая хрень, высосанная из пальца. Что, собственно, я могу сказать о сюжете «Онегина», хотя не на настаиваю на своём мнении. Когда бы стиль не вытягивал, когда б не «ума холодные и сердца горестные», – это была бы одна из самых незамысловатых мыльных опер ever, ever. Даже нелепое убийство сельского графомана-рифмоплёта, — не больно-то добавляет «драйва».
Но, это, конечно, «пацанское» мнение. Барышень, возможно, впечатляет этот супер-неожиданный поворот с Татьяной, когда Онегин столь снисходительно отверг страсть «деревенской девочки», но не прошло и семи глав, как внезапно воспылал сам огромной силы чувством к той светской львице, в которую она превратилась, и был послан в свою очередь. Но мне почему-то кажется, что Пушкин откровенно глумился над читательницами. И зашибал бабло на этом сериале, конечно. Что не так уж плохо для писателя по-любому.

Так, это чего у нас, звонок уже, что ли?

Ну тогда скажу напоследок: Пушкин на самом-то деле крут. Лимонов его «календарным поэтом» обозвал, но реально – Пушкин был первым в России, кто взял и привил моду писать и стихи, и прозу нормальным, человеческим языком. Без ненужной-натужной вычурности. А это – уже подвиг, по тем временам. И сказки, кстати, клёвые у него. Своему киндеру, когда маленький он совсем был, — я предпочитал Пушкина на ночь читать. «Айболит» Чуковского, с его нарочитыми неровностями слога, – не так катит. А зачтёшь «Салтана» — глядь, киндер уже и засопел. Имейте в виду, те из вас, кто манкирует контрацептивами…
ПОСЛЫШАЛОСЬ СПРОСОНЬЯ!
Всё, урок окончен, брысь в рекреацию!

источник

Вот интересно, если дорогу перебегает совершенно белая кошка, это к чему? Я замерла, а кошка шла медленно, вальяжно, чуть подрагивая роскошным хвостом. Потом вдруг остановилась, глянула на меня и… подмигнула! Ей-богу, она мне подмигнула! И так же царственно проследовала дальше. Может, все-таки это к счастью?

Но, по-видимому, белые кошки тоже ничего доброго не предвещают. Когда я вернулась домой, там уже находилась моя свекровь.

– Саша, я не понимаю, у тебя в доме нет лимона? – с места в карьер напустилась она на меня.

– Лимона? Кажется, был в холодильнике, я не помню. А зачем вам лимон понадобился?

– Я хотела выпить чаю. Ты же знаешь, я всегда пью чай с лимоном.

Я натянула уже снятый сапог и молча пошла к двери.

– Не строй из себя великомученицу! Я обойдусь! А вот чем ты собираешься кормить Глеба? У него сегодня нет спектакля?

– Так чем же все-таки ты будешь его кормить?

– Нет, это проблема! Это еще какая проблема! Ему нельзя перед сном наедаться! Да, кстати, кто у тебя в Израиле?

– В Израиле? Никого вроде… А что?

– Тебе звонила какая-то женщина, сказала, что приехала из Израиля и хочет с тобой повидаться.

– Не помню, сейчас посмотрю, я записала, я этих еврейских имен не запоминаю. Ее зовут Мария Львовна.

Интересно, что уж тут такого еврейского? Кроме разве что древнееврейского происхождения имени Мария? Но я промолчала. Я давно взяла себе за правило не задавать свекрови лишних вопросов и уж тем более не подшучивать над ней. Она начисто лишена чувства юмора.

– Почему ты молчишь? Кто это – Мария Львовна?

– Не имею ни малейшего представления, – честно ответила я. – А что она сказала? Еще позвонит или оставила свой телефон?

– Но что ей может быть от тебя нужно?

– Да откуда же мне знать, если я о ней первый раз слышу?

Светлана Георгиевна внимательно посмотрела на меня, я бы даже сказала, испытующе. Но я стойко выдержала ее взгляд, ибо и вправду никаких связей с Израилем у меня не было.

– Ну-ну, ладно. Может, это вообще ошибка была. В конце концов, Александра не такое уж редкое имя.

– Может, и ошибка, – пожала плечами я. И что ей дался этот звонок?

– Саша, я хочу с тобой поговорить! – заявила свекровь.

Вот черт, даже поесть не даст.

– Слушаю вас, Светлана Георгиевна.

– Саша, тебе пора бросить работу!

– Бросить работу? – обалдела я. – Почему?

– Глеб нуждается в хорошем уходе! Пойми, его статус коренным образом меняется, о нем уже говорят, он стал больше зарабатывать, и надо, чтобы дом у него был устроенным, неужели ты сама этого не понимаешь?

– Извините, Светлана Георгиевна, а на какие шиши я буду этот дом содержать? Вы думаете, я много вижу денег от Глеба? Гроши! Он тратит их на свою древнюю тачку, на сигареты, иногда на какие-то шмотки, но живем-то мы на то, что зарабатываю я. И живем более чем скромно. Так что без моих денег мы рискуем просто с голоду подохнуть, – не выдержала я.

– Не преувеличивай своих заслуг, уверяю тебя, если ты будешь сидеть дома и ухаживать за мужем, у вас будет уходить гораздо меньше денег, гораздо! Вот сейчас, например, ты собираешься жарить котлеты из кулинарии, а если бы ты сама купила мясо и накрутила котлет, это обошлось бы куда дешевле. Это раньше покупные котлеты стоили какие-то копейки, а теперь все не так! И надо экономить!

Больше всего мне хотелось послать ее к одной известной матери, но долголетняя привычка заставила меня сдержаться. Ничего, когда-нибудь я все ей выскажу, все! А сейчас промолчу, промолчу, промолчу.

– Саша, ты просто не понимаешь… Скоро к вам начнут с утра до ночи бегать корреспонденты, и что? Посмотри, в каком виде квартира, в каком виде ты сама! Когда ты последний раз взвешивалась? Когда была у маникюрши? А ведь ты должна будешь появляться вместе с Глебом на всяких светских мероприятиях…

– Это не мечты, Саша, это уже почти реальность! Поверь, я вполне способна оценить все, что ты в эти годы сделала для Глеба, но… Да ведь он скоро начнет тебя стесняться, а там и найдет себе другую. Моложе, красивее… С его-то данными девчонки начнут на нем виснуть, и ты уверена, что он устоит? Что ты так на меня смотришь? Ты обиделась? Но я же желаю тебе добра!

Нет, я не обиделась, она не так уж не права…

Просто я вдруг отчетливо поняла, что означает сон, который я вижу с завидной регулярностью. Мне снится, что я, как в ранней юности, бегу эстафету и все никак не могу добежать свой этап, а когда добегаю и передаю палочку подруге по команде, чувствуя огромное облегчение, эта самая подруга вдруг со всей силы бьет меня ногой в живот. Значит, мой этап уже подходит к концу, так, что ли? А дальше побежит какая-нибудь ослепительная топ-модель, да?

Но мои горькие мысли прервал телефонный звонок. Я схватила трубку. Глеб.

– Сашка, привет! У меня перерывчик образовался, вот звоню узнать, как дела.

– Нормально, у нас Светлана Георгиевна!

– То-то у тебя голосок кислый. Сочувствую. Но ты уж как-нибудь потерпи, ладно? Сашка, я буду поздно, у нашего оператора сегодня день рождения, мы тут немножко погудим в своей компании. Не жди меня, ужин не готовь! Дай мне на секунду маму, а то обидится – и тебе же будет хуже.

– Некуда, – ответила я и передала трубку свекрови.

Пока она ворковала с обожаемым сынулей, я подумала: ерунда все это, идиотские стереотипы, нет, мой Глеб любит меня и не променяет ни на какую длинноногую красотулю. Слишком многое мы с ним вместе пережили, и он меня почти никогда не подводил. И вообще, он хороший парень, а главное – любит меня. Я это чувствую. Когда он мне звонит, у него так теплеет голос… И ночью нам хорошо вместе, он всегда во сне держит мою руку. И не нужны ему другие, это свекрови нужна другая невестка, более престижная, более эффектная… А ведь она еще не знает, где и кем я работаю, у нее бы от презрения ко мне печенка лопнула. Вот уже несколько лет я служу домработницей в одной богатой семье. Правда, семья вполне интеллигентная и ко мне прекрасно все относятся, но факт есть факт. Кстати, Глеб тоже думает, что я работаю в коммерческой фирме бухгалтером. Я когда-то окончила бухгалтерские курсы, но работы менее подходящей для меня, наверное, и выдумать невозможно. Я и бухгалтерия – две вещи несовместные, как гений и злодейство. Но для Глеба и его мамы это было прекрасной отмазкой. Платят мне в этой семье хорошо, и я вовсе не чувствую себя униженной, ни в коей мере. Вот только они не знают, что муж у меня – артист, в последний год даже приобретший известность, Глеб Ордынцев. Ох, а ведь эта чертова кукла права, мне действительно придется уйти с работы совсем по другим соображениям. Что, если какому-нибудь журналюге вздумается узнать, где трудится жена восходящей звезды? Это будет некрасиво – и не столько по отношению к Глебу, это ерунда, в конце концов, ничего постыдного я не делаю, а по отношению к людям, у которых работаю.

Их ведь замучают идиотскими вопросами, и вообще…

– Саша, что с тобой? – вернул меня к действительности голос обожаемой свекрови.

– Нет, ничего, просто я устала, квартальный отчет…

– Глеб сказал, что вернется поздно.

– В таком случае я, пожалуй, поеду домой. И подумай, Саша, над тем, что я сказала.

– Обязательно, Светлана Георгиевна, обязательно подумаю!

И она, слава богу, удалилась. Я вздохнула с облегчением. И тут опять зазвонил телефон.

– Могу я поговорить с Александрой? – произнес приятный женский голос.

– Саша, добрый вечер, я вам звонила, вам передали?

источник