Мандельштам бессонница жанр стихотворения

«Ленинград»: анализ стихотворения (Мандельштам). Анализ стихотворений Мандельштама: «Бессонница», «Вечер нежный», «Век», «Notre Dame»

Осип Мандельштам – один из ярчайших представителей поэтов Серебряного века. Его вклад в развитие русской литературы ХХ века сложно переоценить, а трагическая судьба никого не оставляет равнодушным.

Сам по себе увлекателен и интересен анализ стихотворения. Мандельштам к тому же раскрывает в своей лирике мир акмеистов, их отношение к поэзии и художественную направленность. В статье будут рассмотрены самые известные произведения писателя: «Ленинград», «Бессоница», «Вечер нежный», «Век» и «Notre Dame».

Родился будущий поэт в 1891 г. в варшавской купеческой семье, которая в 1897 г. переехала в Петербург. Здесь Осип Эмильевич заканчивает Тенишевское училище. После чего едет в Париж, посещает лекции в Сорбонне, занимается в Гейдельбергском университете.

В 1910 году впервые публикуются его стихотворения в журнале «Аполлон». За год Мандельштам становиться своим в литературной среде, при этом тяготея к идеям акмеистов. В 1913 году писатель публикует первый сборник стихов – «Камень».

Жизненный путь поэта оканчивается в 1938 году, когда он был репрессирован и сослан в Воронеж. Скончался Мандельштам в ссыльном лагере и был погребен в братской могиле.

Помогает раскрыть внутренний мир и особенности мировоззрения поэта анализ стихотворения. Мандельштам в этом отношении открывает читателю свою точку зрения на то, что происходило в начале ХХ века в России, и чему он сам был свидетелем.

Поэтический путь Мандельштама начался в 14 лет, когда были написаны первые стихи. С этого момента начинается ранний период творчества, характеризующийся пессимизмом и поиском смысла жизни. Первоначально Мандельштам был увлечен идеями символистов и обращался в своей поэзии к музыкальным образам и мотивам. Однако знакомство с акмеистами резко изменило идеи и тональность лирики поэта. В таких произведениях, как «Природа – тот же Рим…» начинают встречаться архитектурные образы, что подтверждает анализ стихотворения. Мандельштам понимает развитие цивилизаций как непрерывный постоянный процесс, где культурное наследие (в том числе и архитектура) отражает перемены и воззрения народов.

Чтобы понять и осмыслить особенности лирики Мандельштама, необходимо обратиться к анализу его программных стихотворений.

Анализ стихотворения «Ленинград» Мандельштама можно начать с описания сюжета. Лирический герой возвращается в город своего детства – Ленинград. Здесь он нашел свое призвание, обрел друзей, со многими из которых уже не может встретиться. Его связь с городом настолько сильна, что сравнима с кровными и плотскими узами: «до прожилок, до детских припухших желез». Это связь с пространством Ленинграда: «жир ленинградских речных фонарей», «к зловещему дегтю подмешан желток» (метафора, описывающая пасмурное небо и тусклый солнечный свет). Но наиболее сильны дружеские узы: «у меня еще есть адреса, по которым найду мертвецов голоса». Но какой бы сильной не была связь лирического героя с городом, существуют те, кто может легко ее разорвать – «гости». Они приходят по ночам без приглашения и забирают с собой родных и близким. Их приход равносилен смерти, так как те, кого они уводят, больше не возвращаются.

О невероятно тревожном времени говорит анализ стихотворения «Ленинград» Мандельштама. Автор отлично передал нарастающую тревогу, отсутствие какой-либо защиты от творящегося вокруг произвола и безнадежность будущего.

Это одно из выразительнейших и ужасающих произведений, которые написал Мандельштам. Анализ стихотворения «Век мой, зверь мой…» во многом отражает те же переживания об утрате привычного спокойного мира, что и предыдущий стих.

Свой век Мандельштам сравнивает со зверем безжалостным и необузданным, который сломал позвоночник налаженного мироустройства и не может исправить этого, с тоской оглядываясь на прошлое. Поэт тонко чувствует всю трагедию происходящего и пытается своим искусством (которое олицетворяет флейта) связать позвонки, но нет времени, и сил одного человека недостаточно. И продолжает течь «кровь-строительница» из ран страны. Образ века-зверя заключает в себе не только необузданность, но и беспомощность: перебитый хребет мешает ему обрести былую силу, остается только смотреть «на следы своих же лап». Таким образом, болезненно, тяжело и трагически переживает революционные события и смену власти Мандельштам.

В основу произведения легла вторая песнь гомеровской «Илиады» — «Сон Беотия, или Перечень кораблей», где перечисляются все корабли и полководцы, которые отправились на Трою.

Начало стихотворения – слово «бессонница», которое описывает физическое состояние героя. И сразу поэт погружает читателя в древнегреческий миф: «Гомер. Тугие пару…». Бесконечно тянущиеся корабли, как бесконечная ночь, мучающая и не позволяющая заснуть. Образ журавлиного клина только усиливает неспешность и растянутость пространства и времени, которые стремится подчеркнуть Мандельштам. Анализ стихотворения «Бессонница» отражает плавное течение времени и мыслей лирического героя. От описания кораблей он переходит к размышлению о цели древней войны. Огромным воинством движет любовь: «Куда плывете вы? Когда бы не Елена, что Троя вам, ахейские мужи. И море, и Гомер – все движется любовью». Следующая строка возвращает в реальность, в настоящую для лирического героя эпоху: «Кого же слушать мне? И вот Гомер молчит».

Любовь – вот главная движущая сила, которая остается неизменной с древних времен по сей день, – такое мнение высказал в этом стихотворении Осип Мандельштам.

В стихотворении описывается один из пикников на берегу Средиземного моря, на которых Мандельштам был частым гостем во времена учебы в Сорбонне. Это произведение резко выделяется на фоне всего творчества поэта своей радостью, счастьем и беззаботным розовым светом. Поэт выступает романтиком, рисует прекрасную пейзажную картину, наполненную звуками, запахами и яркими красками. Девятнадцатилетний писатель счастлив, он ощущает свободу и безграничность своих возможностей, весь мир открывается перед ним. Поэт открыто высказывает свое мнение, в нем нет страха и боязни навлечь на себя беду (какие появляются в более позднем творчестве).

После возвращения в Россию никогда уже не напишет столь радостных строк Мандельштам. Анализ стихотворения «Вечер нежный» раскрывает жизнерадостную, жаждущую свободы и жизни душу писателя.

Стихотворение «Notre Dame», как и предыдущее, основано на тех впечатлениях, которые оставила о себе учеба во Франции. Мандельштам много путешествовал в этот период и был потрясен видом Собора Парижской Богоматери. Именно этому архитектурному памятнику посвящено стихотворение. Невероятно метафорично и чувственно описывает здание Мандельштам. Анализ стихотворения «Notre Dame» раскрывает красоту собора, сравниваемого с живым существом: «играет мышцами крестовый легкий свод». Поэт испуган и восхищен зрелищем, он проникается красотой и величием строения и постепенно признает его красивейшим в мире.

Первой же строкой Мандельштам обращается к истории создания Собора: «Где римский судия судил чужой народ». Возникающая римская тема необходима для того, чтобы показать связь архитектуры и культурно-исторического развития народов.

Восхищается и удивляется способностями древних зодчих Мандельштам. Анализ стихотворения «Notre Dame» можно свести к описанию контрастов, на которых построено все произведение: «легкий свод» — «масса грузная стены», «египетская мощь» — «христианская робость», «дуб» — «тростинка». В сочетании противоречивых чувств, несхожих материалов и разных подходов к изображению скрыта красота как самого собора, так и стихотворения поэта.

Таким образом, раскрыть авторскую позицию, понять душу, мировоззрение и настроение поэта поможет простой анализ стихотворения. Мандельштам, несомненно, — один из интереснейших и необычнейших поэтов Серебряного века, чье творчество восхищает, притягивает и завораживает.

источник

Стихотворение «Бессонница, Гомер, тугие паруса» было написано в 1915 году. Этот этап творческой жизни поэта серебряного века многие литературоведы называют периодом «Камня» (Л. Гинзбург в книге «О лирике»). Творец слова при этом ассоциируется со строителем, который возводит здание, а камень – его основное орудие труда. Именно поэтому поиск слова и смысла жизни является ключевым в понимании этого стихотворения.

Уже с первых строк становится понятно, что философские мысли навеяны произведением греческого сказателя, причем автор дает прямую отсылку на 2 часть «Илиады». Читая это легендарное произведение, погружаясь в его смысл, поэт сталкивается с вопросом, в чем же смысл жизни: «И море, и Гомер — все движимо любовью. Кого же слушать мне? И вот, Гомер молчит…». Смысл жизни в любви, которая может быть разной: как разрушать все вокруг (как в случае с Еленой), так и созидать. Для поэта вопрос о том, есть ли смысл в любви, остается открытым. И судя по предложению о молчании Гомера, можно сделать вывод, что эта проблема актуальна во все времена – от Эллады до наших дней.

Море — один из ключевых образов стихотворения. Оно символизирует бесконечность, взаимосвязь времен. Уже с первых строк перед читателем предстает образ «тугих парусов кораблей», которые готовы выйти в море. Поэтому можно сказать, что с образа моря начинается стихотворение, этим же образом оно и заканчивается. Кольцевая композиция стихотворения – композиционный элемент, который также указывает на цикличность проблем, затронутых в произведении.

На сюжетном уровне автор использует кольцевую композицию: в начале произведения лирический герой не может уснуть, перед ним мелькают образы поэмы Гомера, потом «море черное… подходит к изголовью». Эти строчки можно понимать двояко: море черное — сон, сменяющий бессонницу, или же мысли и раздумья, которые так и не дают покоя. Но учитывая, что море в традиции античности, как и впоследствии серебряного века, предстает как нечто величественное и спокойное, то скорее все же сон накрывает лирического героя. Эта сюжетная линия связана с самим лирическим героем. Но в стихотворении есть и другая сюжетная линия – линия путешествия в Трою, это путешествие от жизни к смерти, эта линия тоже замыкается.

В стихотворении преобладают именные части речи (около 70% от всех слов), 20% — глаголы. Используя имена существительные и прилагательные, автор создает практически неподвижную величественную картину. Глаголы в первой строфе поэт употребляет в прошедшем времени, образ Эллады – это прошедшее, давно минувшее. Все остальные глаголы в произведении стоят в настоящем времени, этим подчеркивается преемственность времен.

Образность и выразительность в произведении достигается наличием метафор: корабли сравниваются с журавлями. В этом приеме присутствует еще и элемент олицетворения, так Мандельштам оживляет перед нами картину древней Эллады, картину уничтожения жизни из-за любви. Эта олицетворенная картина так и не помогает лирическому герою ответить на вопрос: почему любовь – такое созидающее чувство, становится причиной разрушения.

«Бессонница. Гомер. Тугие паруса». Ничего не напоминает? «Ночь. Улица. Фонарь. Аптека». Так начинается поэма Блока «Двенадцать». Рубленные, чеканящие фразы. Как и Мандельштам, Блок тоже относится к поэтам Серебряного века. Наверное, тогда было модно писать в таком стиле. И у Блока бессонница, и у Мандельштама тоже.

К теме любви рано или поздно обращаются все поэты. Особенно, когда она несчастная. Да, вот не спалось Мандельштаму в Коктебеле. Там он отдыхал у своего друга Максимилиана Волошина. Случайно или нет, увидел он обломок древнего судна. И сразу ему почему-то вспомнился Гомер, размышления о вечном – о женщине, о любви.

Мандельштаму нравится эпоха античности. Она таинственна, загадочна, неповторима. Он считает её эталоном красоты. Кроме этого, ему нравится вода. Эта стихия тоже загадочна, неповторима. В частности, океан, отправляющий на берега огромные волны.

Стихотворение делится на 3 смысловые части. Написано ямбом, строчка рифмуется через строчку.

Откуда вдруг взялся Гомер? Автор учился в университете, на историко-филологическом факультете. Правда, не доучится, бросил. Там он и изучал гомеровскую «Илиаду» в оригинале. Там публиковался длинный список кораблей, которые отправились завоёвывать Трою. Это было проверенное средство от бессонницы. Вот откуда и родилась строка о списке кораблей, прочитанном до середины. Дальше, видимо, всё-же заснул.

Стихотворение написано от первого лица. Вот поэт не может заснуть, и применяет известное «снотворное». Нет, не считает баранов, а читает список кораблей. Но и это не помогает уснуть. Мысль «убегает» на Троянскую войну. Поэт приходит к интересному выводу, что противники сражались не за Трою, а за прекрасную Елену.

Вот в последнем четверостишии он и делает вывод, что всем в мире движет любовь к женщине. Из-за них начинаются и заканчиваются войны.

Чтобы сделать стихотворение ярче, выразительнее, Мандельштам использует метафоры. «Всё движется любовью». Есть и эпитеты «тугие паруса», «божественная пена». В качестве сравнения можно привести строку « как журавлиный клин».

А почему эллины отправились в Трою? Сыном тамошнего царя похищена прекрасная Елена. Виновница войны, косвенная, является женщина. Ну как её не спасти? В чём смысл жизни? В женщине, а, значит, и в любви. Вот « и Гомер, и море – всё движется любовью». Именно она пробуждает в людях все лучшие качества. Из-за любви совершаются самые великие подвиги и самые безрассудные поступки.

Корабли поэт сравнивает с журавлиным клином. Но в те времена корабли выстраивались не в линию, а шли по морю клином. А журавли летают в небесах тоже клином. Вот точное сравнение «тугие паруса». Это значит, что паруса на мачтах натянуты, как надо. Корабли готовы к дальнему походу.

Надо спать, а поэт философствует, размышляет. И задаёт риторические вопросы, на которые нет ответов. Гомеровская «Илиада» очень сильно «зацепила» Мандельштама. А если бессонница почти каждую ночь, то, наверное, список парусов он выучил наизусть. А чего не спится? Безответная любовь к Марине Цветаевой. Не обошлось без женщины.

Анализ стихотворения Бессонница. Гомер. Тугие паруса по плану

Фет – это поэт девятнадцатого века. Афанасий Фет написал произведение, которое называлось и называется по сей час «Это утро, радость эта…» в 1881 году. Поэт был человеком

Спустя 20 дней после Бородинской битвы, Жуковский выпускает своё новое творение «Певец», посвященное великой войне против Франции.

Роман автора «Доктор Живаго» начинается с произведения «Гамлет», в будущем очень известным, поскольку здесь находим мы ответ, чем является наша сущность, и можем ли мы не изменять своим принципам и взглядам на жизнь

Сергей Есенин написал стихотворение «Береза» в 1913 году. К этому времени он уже покинул село Константиново, в котором он провел свое детство и переехал в Москву. Большой город с его вечным движением накладывает свой отпечаток на автора

Написано это философское стихотворение Пушкиным в канун своего тридцатилетия. Стихотворение русского классика показывает его философское отношение к жизни. Важно, что оно осознаётся самим поэтом в молодости.

источник

Творчество Осипа Мандельштама занимает особое место в русской литературе Серебряного века. Его жизнь, как и его произведения, весьма интересна, загадочна и противоречива одновременно. Этот поэт был из тех людей, которые не могут быть равнодушными ко всему тому, что происходит вокруг. Мандельштам глубоко чувствует, в чем истинные ценности и где правда.

Творческая судьба О. Мандельштама – это «поиск слова», которое бы в полной мере выражало внутреннее состояние поэта.

Одним из лучших произведений Мандельштама по праву является его стихотворение «Бессонница. Гомер. Тугие паруса», которое было написано в 1916 году в Крыму.

В этом произведении автор, как и его лирический герой, обращается к древнегреческой эпической поэме Гомера «Илиада». Важно отметить, что Мандельштам не обращается к сюжетной линии этого произведения.

Перед нами оживают картины былых времен. Лирический герой воссоздает в своем воображении древние корабли, которые отправились завоевывать Трою:

Бессонница. Гомер. Тугие паруса.
Я список кораблей прочел до середины:
Сей длинный выводок, сей поезд журавлиный,
Что над Элладою когда-то поднялся.

Складывается впечатление, что лирический герой перечитывает строки из «Илиады», где список кораблей становится символом силы и мощи эллинов. Что же стало причиной похода их войск против Трои? Дело в том, что сыном царя Трои была похищена прекрасная Елена:

Как журавлиный клин в чужие рубежи, —
На головах царей божественная пена, —
Куда плывете вы? Когда бы не Елена,
Что Троя вам, ахейские мужи?

Картины, возникающие в воображении лирического героя, увлекают его и наводят на размышления. На мой взгляд, автор задумывается над тем, что же является смыслом жизни. В итоге он приходит к выводу, что все в жизни подчинено любви:

И море, и Гомер – все движется любовью.
Кого же слушать мне? И вот Гомер молчит.
И море черное, витийствуя, шумит
И с тяжким грохотом подходит к изголовью.

Только любовь способна пробуждать в человеке самое лучшее. Только любовь заставляет совершать порой неожиданные, но самые верные действия и поступки.

В этом стихотворении автор прибегает к сравнениям. Корабли он называет «длинным выводком, поездом журавлиным». Еще ярче сравнение «журавлиный клин». Но оно имеет под собой и реальную основу. Корабли в те далекие времена, когда выходили в военный поход, действительно выстраивались клином.

Особое внимание так же следует обратить на эпитет «тугие паруса». Он указывает на то, что корабли готовы к выходу в море. Мандельштам также упоминает царей, на головах которых – «божественная пена». Это говорит, как мне кажется, об их величии и силе. Цари здесь уподоблены греческим богам. Кроме того, складывается ощущение, что боги Олимпа одобряют этот поход в «чужие рубежи» за Еленой.

В свое стихотворение Мандельштам так же вводит образ «моря черного», которое, «витийствуя, шумит». Я думаю, данный образ придает стихотворению большую яркость и ощущение реальности происходящего.

Следует обратить внимание и на лексику, используемую в этом стихотворении. В произведении больше всего имен существительных: паруса, корабли, пена, голова, море. Но есть и отвлеченные понятия: бессонница, любовь. Я считаю, что в стихотворении эти слова ключевые, так как они необходимы для понимания его идеи и темы.

На синтаксическом уровне в стихотворении много назывных предложений, особенно в первой строке: «Бессонница. Гомер. Тугие паруса». На мой взгляд, такие предложения вводят нас в мир произведения.

В стихотворении есть также и риторические вопросы. Они говорят об особом состоянии лирического героя. Он находится в задумчивости, в размышлениях, философствует.

«Илиада» Гомера становится для лирического героя чем-то загадочным, непостижимым и прекрасным одновременно. Он чувствует свою причастность к далеким событиям, ко всему мировому процессу.

Стихотворение Мандельштама «Бессонница. Гомер. Тугие паруса» является размышлением героя и поэта об истине, о прекрасном, о смысле жизни, о законах Вселенной. Любовь – вот то, что пробуждает человечество к действиям. В этом, на мой взгляд, и проявляется преемственность поколений.

источник

Стихотворение было написано в августе 1915 года в Коктебеле. Включено во второе издание первого сборника Мандельштама «Камень» 1916 г. (первое издание вышло в 1913 году).

В Коктебель Мандельштам приехал в самом конце июня 1915 года и провел в Доме поэта весь остаток лета. Одновременно там в это время жили сёстры Цветаевы, София Парнок, Алексей Толстой и его жена Наталия Крандиевская. Хозяин Дома Максимилиан Волошин в это время находился в Париже.

Формальная тема стихотворения – размышления лирического героя при чтении так называемого Списка, или Каталога, кораблей (νεῶν κατάλογος). Речь идет об «Илиаде» Гомера, Песни второй, стихах с 494 по 759: в них дан подробный отчет о каждом отряде греков-ахейцев, который на отдельном корабле направлялся на Троянскую войну. Эта формальная тема связана с формальным статусом 24-летнего Осипа Мандельштама: на момент написания стихотворения он является студентом романо-германского отделения историко-филологического факультета Петербургского университета (зачислен 10 сентября 1911 года и числится до 1917 года). Формально поэт курса не кончил и диплома не получил, т.е. высшего образования не имел.

Подробное текстуальное знакомство с «Илиадой» и тогда, как и теперь, являлось частью обязательной программы филологического факультета. А чтение Списка кораблей среди студентов-филологов искони считалось лучшим средством именно от бессонницы, с именования которой поэт и начинает свое стихотворение. Итак, есть неформальная проблема (лирический герой страдает бессонницей) и рецепт неформального применения Списка (в качестве снотворного). Однако и в этом смысле помощи от Списка никакой…

Каков же неформальный статус 24-летнего Осипа Мандельштама? В кругу знатоков, в качестве автора «Камня», он безусловно и непререкаемо признан Мастером. Сам Макс Волошин пригласил его пожить в Доме поэта – на этом поэтическом Олимпе Серебряного века! Нестыковка формального статуса лирического героя с неформальным, формального и неформального отношения к античной культуре, вообще к культурному наследию – вот подлинная тема этого стихотворения. Прозвучав ещё в первом издании «Камня» («… И плывет дельфином молодым По седым пучинам мировым»), она теперь, начиная со второго издания, находит новое подтверждение в этом летнем стихотворении 1915 года, мощное и неопровержимое, как шум черноморского прибоя.

Казалось бы, основная мысль этого стихотворения («И море, и Гомер – всё движется любовью») далеко не нова. Уже в первом веке нашей эры апостол Павел полагал, что всё сказанное в мировой литературе по данной теме он подытожил в своем знаменитом пассаже о любви (Первое послание к коринфянам, глава 13, стихи 1 – 13). Новизну же этой мысли (и стихотворения в целом) определяет путь исканий лирического героя, отраженный композицией данной лирической медитации, слагаемой тремя катренами.

Первый катрен – экспозиция и завязка лирического сюжета: лирический герой, мучимый бессонницей, пытается войти в мерный ритм Гомерова повествования. Однако «длинный выводок» ахейских кораблей в воображении современного читателя превращается в «поезд журавлиный», волнующий как эпическим размахом, так и неопределённостью цели: журавли летят на юг, спасаясь от холодов – от чего спасаются или куда стремятся Гомеровы ахейцы?

Поиску ответа на этот вопрос посвящен второй катрен (развитие лирического сюжета). Ответ дан своеобразно – в виде двух риторических вопросов. Вклиниваясь «в чужие рубежи» («как журавлиный клин»), ахейцы повинуются приказу своих царей, чье слово непререкаемо (ведь на головах у них божественная пена, они «миропомазаны»). Цель же самих царей нам известна, их выбор Трои (если верить Гомеру) определен не столько стратегическим местом этого важного порта Эгейского моря (у самого входа в Мраморное), сколько ревностью спартанского царя Менелая (именно у него троянец Парис похитил его законную жену Елену Прекраснейшую) и обидой, нанесенной Элладе.

Третий катрен – неожиданная кульминация и развязка – начинается с неформального, языческого понимания любви: мы как бы не ждали его от лирического героя, формально принадлежащего к иудеохристианской культуре. Оказывается, и Гомер, и морская стихия уступают и покоряются стихии более мощной – стихийной силе плотской любви. Есть от чего испытать культурный шок: «Кого же слушать мне?» Что до Гомера – он не претендует на то, чтоб его слушали (в авторитарном смысле слова). Гомера мы слышали и услышали – но он лишь передал нам (даже самим своим гекзаметром) голос прилива и отлива морской волны, которая, напротив, обладает уверенностью оратора-витии. И тут, в предпоследней строке стихотворения Мандельштама, нельзя не слышать и не услышать переклички со стихотворением вроде бы неблизкого ему Некрасова («В столицах шум, гремят витии…»), и не только с первой строкой этого стихотворения, но и в целом с создаваемым им единым образом (бесконечная стихия поля у Некрасова – стихия моря у Мандельштама).

Само название сборника «Камень» считается анаграммой слова «акмэ», от которого произведено название литературного направления акмеизма, Мандельштам – один из общепризнанных его «столпов», автор не только одного из формальных прозаических его манифестов, но и неформальных – поэтических, одним из которых и является данное стихотворение.

Выбор жанра – лирической элегии-медитации по поводу непреодолимости морской стихии – отсылает к античному корню европейской лирики – элегиям Архилоха.

В этом, как и во многих (особенно ранних) стихотворениях Мандельштама, эпитет – царь и бог лирического сюжета, именно эпитеты передают и логику действия в Гомерову эпоху, и способ ее познания лирическим героем.

Тугие паруса сразу, с первого стиха, наполняют всё стихотворение ветром и штормом. Длинный выводок, поезд журавлиный – метафорические эпитеты создают сравнение ахейских кораблей с журавлиной стаей. Тут же, буквально через строку, навязчивое повторение эпитета – журавлиный клин в чужие рубежи: это вклинивается в пределы троянцев нечеловеческая, неумолимая, стихийная сила – видимо, с таким же тяжким грохотом, как море – к бессильной в своей мысли голове (изголовью) лирического героя.

Море при этом – черное (с маленькой буквы, т.к. речь идет не об описании крымского берега Черного моря, а о вечности), а один из главных атрибутов морской стихии, пена, становится божественным атрибутом древних царей, предающихся стихиям войны и моря, любви и ревности, обиды и мести – вольно и бездумно, внерефлекторно, ибо не имеют «культуры» как опыта рефлексии (не родились еще ни Гомер, ни Архилох).

Стихотворение написано шестистопным ямбом с пиррихиями. Мандельштам не подражает гекзаметру (в русском стихосложении шестистопный дактиль), подчёркивая слияние гомеровских образов с собственной культурой. Рифмовка кольцевая, женская рифма чередуется с мужской.

источник

«Бессонница. Гомер. Тугие паруса» – образец использования античной культуры для размышления над вечной моральной и философской категорией любви. Стихотворение изучают в 11 классе. Предлагаем ознакомиться с кратким анализом «Бессонница. Гомер. Тугие паруса» по плану.

Перед прочтением данного анализа рекомендуем ознакомиться со стихотворением Бессонница, Гомер, тугие паруса. .

История создания – произведение было создано в 1915 г., когда поэт пребывал в Коктебеле. Впервые было опубликовано во втором издании дебютного сборника «Камень» (1916 г.).

Тема стихотворения – Троянская война; сила любви.

Композиция – Стихотворение являет собой монолог-раздумье над заявленными темами. По смыслу оно делится на три части: рассказ о бессоннице, заставившей обратиться к Гомеру, обращение к «ахейским мужам», размышления о любви.

Жанр – элегия.

Стихотворный размер – написан шестистопный ямбом, рифмовка кольцевая АВВА.

Метафоры – «сей длинный выводок, сей поезд журавлиный», «всё движется любовью», «море… с тяжким грохотом подходит к изголовью».

Эпитеты – «тугие паруса», «божественная пена», «море черное»,

Сравнение – «как журавлиный клин… куда плывете вы».

Известно, что Осип Мандельштам был студентом историко-филологического факультета романо-германского отделения. Университет он так и не окончил, диплом не получил, но этот период жизни оставил отпечаток в творчестве поэта. «Илиаду» студенты-филологи изучали в полном объеме. Чтение списка кораблей они считали проверенным средством от бессонницы. Этот факт нашел место и в анализируемом стихотворении.

Будучи студентом, Мандельштам посвятил себя поэзии. Его творения заметили старшие побратимы по перу. В 1915 г. молодой поэт гостил в Коктебеле в доме у Максимилиана Волошина. Здесь и было создано произведение «Бессонница. Гомер. Тугие паруса». Близкие знакомые поэта утверждали, что к написанию стихов его вдохновил увиденный в Коктебеле обломок старинного судна.

Античная литература повлияла на творчество поэтов разных эпох. О. Мандельштам при помощи нее пытается раскрыть вечную философскую тему любви. В центре авторского внимания Троянская война.

Строки стихотворения написаны от первого лица. Таким образом, читатель может проследить за ходом мыслей лирического героя непосредственно. В первой строфе герой признается, что не мог уснуть, поэтому начал читать список кораблей. Он дошел до середины, а далее этот процесс был перерван мыслями о причинах войны. Лирический герой считает, что «ахейские мужи» боролись не за Трою, а за Елену.

В стихе последнего катрена автор выражает ключевую мысль: « всё движется любовью ». Он не против еще поразмышлять над этой философской категорией, но не может найти ответы на свои вопросы.

Стихотворение являет собой монолог-раздумье лирического героя. По смыслу оно делится на три части: рассказ о бессоннице, заставившей обратиться к Гомеру, обращение к «ахейским мужам» , размышления о любви. Произведение состоит из трех катренов, что соответствует смысловой организации текста.

Жанр стихотворения – элегия, так как автор размышляет над экзистенциальной проблемой. Стихотворный размер – шестистопный ямб. Строки объединены кольцевой рифмовкой АВАВ.

Для того чтобы раскрыть тему и показать свое отношение к поставленной проблеме О. Мандельштам использует средства выразительности. В тексте есть метафоры – «сей длинный выводок, сей поезд журавлиный», «всё движется любовью», «море… с тяжким грохотом подходит к изголовью» ; эпитеты – «тугие паруса», «божественная пена», «море черное» ; сравнение – «как журавлиный клин… куда плывете вы».

источник

Стихотворение Осипа Эмильевича Мандельштама «Бессонница. Гомер. Тугие паруса. » было опубликовано в первом сборнике поэта «Камень» в 1915 году. Стихотворение обращается ко второй песне «Илиады» Гомера «Сон Беотия, или перечень кораблей», посвященной отплытию кораблей на осаду Трои.По одной из версий, на данное стихотворение Мандельштама вдохновил найденный Максимилианом Волошиным, у которого он гостил в Коктебеле, обломок древнего корабля. Однако тематика античности в целом характерна для ранних стихов Мандельштама. Многие критики видят в этом компенсацию поэтом своего происхождения (из семьи «мастера перчаточного дела и сортировщика кож»), из-за которого он был ограничен в доступе к высокой русской и мировой культуре. Однако более вероятно, что увлечение поэта древним миром – это его стремление к эталону красоты и к основе, породившей данную красоту. Неудивительно, что в его первом сборнике – «Камень» – многие стихи перекликаются между собой античными мотивами. Особенно это характерно для стихотворений «Silentium» («Молчание») и «Бессонница. Гомер. Тугие паруса…»: в обоих стихотворениях представлены мотивы античности, черного моря, молчания. Однако тема «Silentium» долгое время являлась для критиков точкой столкновения, и только в последнее время большинство сошлось на том, что под всеми прозрачными определениями поэт скрывает понятие любви. Во втором стихотворении тема и идея любви очевидна, однако подходит к ней поэт необычным путем.Одна из главных отличительных особенностей стихотворения – та, что оно направлено на внутренние чувства поэта. Из реальных окружающих предметов – только перечень кораблей, который растворяется и уходит на задний план под наплывом размышлений автора, и звуки Черного моря, появляющиеся в последней строфе, когда поэт как бы очнулся от мечтаний. Стихотворение начинается с бессонницы поэта и сразу уходит в его внутренний мир – воспоминания о древнем мифе. Первая строфа не только описывает последовательность движения кораблей, но и передает эмоциональное состояние поэта через метафоры. Сравнение строя боевых кораблей с журавлиным клином – образом, который в России чаще всего ассоциируется с грустью осеннего перелета птиц – позволяет читателю понять, что чувствует поэт по отношению к ахейцам: сочувствие, сострадание, жалость, тревогу за их судьбу. Поэт ощущает себя мудрым пророком, он предвидит будущее, он знает, какая трагедия совершится, и хотел бы предостеречь их, но ахейцы безрассудно стремятся навстречу неизвестности и гибели.Ощущение бессонницы великолепно передано действием: «Я список кораблей прочел. » Список кораблей греков, идущих походом на Трою из «Илиады» Гомера, содержит 1186 названий кораблей с именами полководцев и описаниями на 366 строках. Бесконечность боевого списка кораблей и создает ощущение бесконечности этой ночи. Образ журавлиного клина дополняет бессонницу еще одним качеством – тягучестью: неспешностью и растянутостью в пространстве и во времени. Постепенно и плавно мысли поэта со списка кораблей, казалось бы, несущего только информацию о кораблях и никаких философских рассуждений, переходят на цели, собравшие здесь это огромное войско. И это приводит к мысли, что единственная причина, движущая огромное войско – любовь: «Когда бы не Елена, // Что Троя вам одна, ахейские мужи?» Таким образом, происходит переход от внешних форм античной культуры к внутреннему смыслу стихотворения.С точки зрения психологов, отвлеченный список, которым и является перечень кораблей у Гомера, напоминает тест Роршарха: в процессе его чтения при свободном течении мыслей они постепенно переходят на наиболее важные для него вопросы; часто этот переход вполне логичен и кажется напрямую связанным с читаемым текстом. Именно поэтому в одном и том же тексте (обычно – либо абстрактном, либо максимально конкретизированном, как гомеровский список) разные люди видят разное содержание и смысл. Казалось бы, в списке нет ни намека на любовную тематику: однако именно он приводит Мандельштама к глубокому выводу о том, что любовь является движущим моментом многих сил на этой планете. Таким образом, через описание реальности Мандельштам передает собственный эмоциональный мир. Это очень напоминает воздействие перечня кораблей у Гомера на слушателей: список кораблей подводит их к философским размышлениям о жизни; у Мандельштама описание ситуации бессонной ночи – к размышлениям о любви. Поэтому основная идея автора в выражена скорее ситуацией, чем образом. Сам поэт в статье «Слово и культура» в 1921 году объяснил подобное отношение к стихосложению таким образом: «Живое слово не обозначает предмета, а свободно выбирает, как бы для жилья, ту или иную предметную значимость. »В данном стихотворении, в отличие от большей части стихов из сборника «Камень», показана причина обращения поэта к античности: он во время бессонницы читает Гомера. В то же время здесь переплетаются несколько ключевых для «Камня» мотивов: речь и молчание, море, античность, любовь. Тема моря, как и тема античности в стихотворении не случайна, и вызвана не только местом рождения стихотворения. Многими критиками отмечено, что Мандельштам предпочитает всем стихиям воду. При этом его предпочтение – не стремительные потоки, падающие с небес или мчащиеся по равнине/горам; его привлекает спокойное и вечное движение: равнинные реки, озера, но чаще – самая грандиозная форма – океан, величественно катящий огромные валы. Тема моря неразрывно связана с темой античности: и то, и другое величественно, грандиозно, спокойно, таинственно. В результате стихотворение, вобрав в себя основные мотивы сборника «Камень», становится одним из итоговых в данном сборнике. При этом оно является и образцом раннего творчества Мандельштама в целом, как по выбору темы, так и по стилю. Для ранних стихов Мандельштама характерно стремление к классической ясности и гармоничности, они отличаются простотой, легкостью, прозрачностью, которые достигаются простыми рифмами, в основном глагольными или грамматическими. При простоте рифм на первый план выходит ритмический рисунок стихотворной строфы. Это характерно для многих поэтов серебряного века. В стихотворениях Мандельштама ритм приобретает смысл, настолько очевидный, что его не осмеливаются игнорировать при переводе его стихов, в отличие от переводов стихотворений многих других, даже классических, авторов. Первое место из стихотворных размеров у Мандельштама занимает ямб, от четырехстопного до шестистопного. Для создания ритмического разнообразия Мандельштам использует прибавление одного безударного слога в рифмующейся строке, что приводит к чередованию женских и мужских рифм. Шестистопные ямбы Мандельштама с обязательной цезурой посредине называют почти идеальным александрийским стихом. Цезура дает Мандельштаму необходимую ему медлительность и негромкую звучность. Данное стихотворение по ритмическому рисунку идеально характерно для Мандельштама: шестистопный ямб с цезурой в середине строки, чередованием мужских и женских окончаний строк и опоясывающей рифмой. За счет цезуры в середине строки шестистопный ямб получается медлительным и растянутым, как в трехсложных размерах. Подобный непринужденный, лишенный поэтической сглаженности ритм создает ощущение свободного прозаического разговора – спокойного размышления вслух.Эстетика стиха роднит Мандельштама с Пастернаком, но отличается большей сдержанностью. Эмоции просматриваются главным образом не через подбор насыщенных эпитетов, а через поступки героев (подобное наблюдается у Ахматовой: полная растерянность героини, сумбур чувств и отрешенность от всего происходящего, кроме собственных мыслей и чувств, передаются через ее действия: «Я на правую руку надела // Перчатку с левой руки»).Последняя строфа стихотворения выводит нас из темы античности в реальность. При этом поэт как бы отстраняет Гомера, возвращаясь в реальность, к шумящему неподалеку морю, поскольку и оно дает поэту подтверждение того, что любовь – основа всего движения на Земле: «И море, и Гомер – все движется любовью. // Кого же слушать мне? И вот Гомер молчит». То, что сначала Мандельштам мог увидеть только с помощью античных стихов, теперь стало для него близким и в реальности.Образ списка кораблей присутствует во многих литературных и ряде музыкальных произведений, в том числе современности. Так, у Пелевина в рассказе «Греческий вариант» прочтение главным героем гомеровского перечня кораблей характеризует его собранность, усидчивость, интеллект: «Мандельштам только до середины дошел, а Вадим Степанович этот список читал до самого конца». У Бориса Гребенщикова в песне «Вороника на крыльце» список становится аналогом книги Судьбы: «Список кораблей // Никто не прочтет до конца; кому это нужно – // Увидеть там свои имена. » У Мандельштама этот образ послужил выражению основной мысли, проскальзывающей в большинстве его стихов и являющейся квинтэссенцией его опасений и радостей, его отношения к миру, жизни, собственной судьбе: главной движущей силой в мире является любовь.

источник

Бессонница гомер тугие паруса жанр. Анализ стихотворения «Бессонница» (О. Мандельштам). Средства художественной выразительности

Я список кораблей прочел до середины:
Сей длинный выводок, сей поезд журавлиный,
Что над Элладою когда-то поднялся.

Как журавлиный клин в чужие рубежи,-
На головах царей божественная пена,-
Куда плывете вы? Когда бы не Елена,
Что Троя вам одна, ахейские мужи?

И море, и Гомер — всё движется любовью.
Кого же слушать мне? И вот Гомер молчит,
И море черное, витийствуя, шумит
И с тяжким грохотом подходит к изголовью.

Серебряный век. Петербургская поэзия
конца XIX-начала XX в.
Ленинград: Лениздат, 1991.

ЧИТАТЕЛЬСКОЕ СВОЕВОЛИЕ ИЛИ ДИАЛОГ СОГЛАСИЯ?

(Прочтение «Илиады» Осипом Мандельштамом) *

Напомним текст известнейшего стихотворения Мандельштама, попытки истолкования которого уже дважды предпринимались нами Лейт . Каждый раз этот текст ставился в несколько иной контекст понимания, что будет осуществлено заново и в предлагаемом ниже варианте.

Бессонница. Гомер. Тугие паруса.

Я список кораблей прочел до середины:

Сей длинный выводок, сей поезд журавлиный,

Что над Элладою когда-то поднялся.

Как журавлиный клин в чужие рубежи –

На головах царей божественная пена –

Куда плывёте вы? Когда бы не Елена,

Что Троя вам, одна, ахейские мужи?

И море, и Гомер – всё движется любовью.

Кого же слушать мне? И вот, Гомер молчит,

И море черное, витийствуя, шумит

И с тяжким грохотом подходит к изголовью Мальвина .

Приведенный текст представляет собою не что иное, как поэтическую рецепцию гомеровской эпопеи. Уже в первой строке заявлено особое взаимодействие «своего», читательского и «чужого», авторского; если «Бессонница» — это «свое», настоящее, жизненное, свидетельствующее о пребывании «здесь и сейчас» лирического героя, томимого бессонницей, то за словом «Гомер» мерцает «чужое», прошлое, книжное. Крайне важна нераспространенность предложений, границы которых в данном случае совпадают с отдельными рассмотренными нами словами: читательское и авторское пока еще находятся в состоянии некоторой изолированности друг от друга, преодоление которой лишь угадывается в мандельштамовском завершении строки, где прилагательное уже самим фактом своего появления в тексте несколько размыкает прежнюю изолированность двух предыдущих назывных предложений, состоящих из одного-единственного слова. Однако второе предложение, наряду с этим, является и своего рода посредником между актуальным читательским состоянием и относящимся уже к художественному миру Гомера, а стало быть, принадлежащими гомеровской же книжности «тугими парусами». Точнее же говоря, эти «тугие Двести Шестьдесят паруса», возникшие в воображении читателя, равным образом принадлежат и миру гомеровских героев и миру мучимого бессонницей лирического героя Мандельштама. Они, конечно, находятся «между» текстом Гомера и сознанием мандельштамовского читателя. Однако если для последнего это лишь «вторая» реальность, своего рода книжная иллюзия и «кажимость», «другая жизнь», то для героев Гомера мир «тугих парусов» — это именно жизненная (но их жизненная) сфера, их единственное и вечное настоящее. Вместе с тем, для того, чтобы межеумочное «между» вполне реализовалось и получило характерную для этого произведения напряженно-активную форму присутствия (отсюда «Тугие паруса»), необходима особая встреча «своего» и «чужого». Собственно, последнее предложение строки и представляет собою пока еще предварительную результирующую предполагаемой эстетической встречи: именно поэтому этот своеобразный итог и находится в конце строки, а не буквально «между» читательской и авторской сферами присутствия.

Знаменитый «список кораблей» осмысляется его толкователем поочередно как «длинный выводок», «поезд журавлиный», «журавлиный клин». В этом истолковании соединяется не только книжное и жизненное, но человеческое и природное. Начальное «птичье» сравнение с «выводком» затем уточнятся через соотнесение с человеческим («поезд»), чтобы затем завершиться «птичьим» уподоблением. В результате неповторимое событие человеческой истории – поход на Трою, оказывается, имеет не только «человеческие» аналоги, но и природные: ежегодно повторяющиеся сезонные миграции журавлей, так же движимые «любовью» («всё движется любовью»), как и поход греков.

Хотя историческое время похода ахейцев необратимо осталось в прошлом, он может быть осмыслен и понят мандельштамовским толкователем как существенно важный именно для его жизни, а не только как один из звеньев линейной истории, посредством помещения в иной (не линейный) контекст восприятия: это историческое событие сопоставлено и осознано настойчивым уподоблением его с природным явлением: журавлиным клином, то есть тем, что было и до похода, и во время похода, и после него.

Для Гомера поход ахейцев «в чужие рубежи» значим и существенен именно его уникальностью и принципиальной невоспроизводимостью: это то, что ни на что не похоже. Его эпическое величие, с этой позиции, неколебимо и устойчиво, сколько бы не прошло веков со времени Троянской войны. С этой «эпической» точки зрения, значительно (и достойно того, чтобы остаться в памяти потомков) лишь то, что уникально и невоспроизводимо: все остальное же теряет привилегию пережить века и не стоит того, чтобы его описывать. Это «остальное» словно бы не существует для эпического сознания (как для русского летописца имелись такие годы, в которых «не было ничего»). Оттого Гомер, сам уже отделенный от времени этого похода эпической дистанцией, и обращается именно к этому историческому событию, оттого он и пытается в своем описании героев «реконструировать» те или иные «точные» детали, относящиеся к участникам и героям войны с Троей.

Отсюда знаменитое описание кораблей, их перечень («список»), который, по словам И.Ф. Анненского, «был настоящей поэзией, пока он внушал (выделено автором. – И.Е.» Алиса . Этот «список» является словом Гомера, отправленном им потомкам. Как справедливо замечает русский поэт и прекрасный знаток античности, «имена навархов, плывших под Илион, теперь уже ничего не говорящие, самые звуки этих имен, навсегда умолкшие и погибшие, в торжественном кадансе строк, тоже более для нас не понятном, влекли за собой в воспоминаниях древнего Эллина живые цепи цветущих легенд, которые в наши дни стали поблекшим достоянием синих словарей, напечатанных в Лейпциге. Что же мудреного, если некогда даже символы имен (выделено автором. – И.Е.) под музыку стиха вызывали у слушателей целый мир ощущений и воспоминаний, где клики битвы мешались со звоном славы, а блеск золотых доспехов и пурпуровых парусов с шумом темных эгейских волн» .

Почему знаменитый «список кораблей» прочтен лишь «до середины»? Оттого ли, что современному читателю этот «перечень… кажется…довольно скучным» Нэт , ибо навеки потерян культурный код, а без него невозможно адекватно понять это слово Гомера? Если такое предположение правильно, то вектор прочтения мандельштамовского текста может быть таким: изначальная «бессонница» лирического героя так «преодолена» гомеровским каталогом, что при его чтении на середине этого бесконечного и скучного перечня герой, наконец, засыпает. Все остальное представляет собою область сна, где перемешиваются реалии «Илиады» и звуки моря, подступающего «к изголовью» заснувшего читателя…

Однако более адекватным представляется иное понимание. Возвращаясь к истолкованию смысла «птичьего» сравнения списка кораблей с журавлиным клином, заметим, что и сам гомеровский гекзаметр, которым написана «Илиада», также напоминает своего рода «клин»: повышение тона завершается цезурой после третьей стопы, а затем следует его понижение. Существовали и предания о происхождении гекзаметра как звукоподражания шуму набегающих и откатывающихся от берега морских волн. Из этого следует, что список кораблей (текст Гомера), шум моря и журавлиный клин имеют общую внутреннюю структуру Станислав Козлов , которая актуализирована в рассматриваемом произведении . Если это так, то «зеркальный» повтор первой части этой структуры ее вторым компонентом (будь то откатывающаяся волна, вторая половина журавлиного клина, либо же второе полустишие гекзаметра после цезуры) позволяет наблюдателю «угадать» этот повтор (и саму необходимость существования этого повтора) – без его непосредственного обязательного созерцания, вчитывания или вслушивания – уже после знакомства с первой частью этой двучленной структуры.

Если «список кораблей» представляет собой действительно обращенное к нам, как к читателям, слово Гомера, то мандельштамовский читатель, прочитавший этот список «до середины», а затем истолковывающий Гомера в собственном контексте восприятия, можно сказать, понимает его с полуслова: так по одной половине видимого наблюдателю журавлиного клина можно без труда восстановить, «угадать» другую его половину, даже не видя ее непосредственно. Достаточно лишь знать (понять), что это именно журавлиная стая.

Конечно же, в таком случае возникает проблема адекватности мандельштамовского прочтения героической как-никак эпопеи Гомера в заданном контексте. Студент, не дочитавший до конца не только «Илиаду», но и даже «список кораблей», а затем, в сущности, утверждающий, что перед нами поэма «о любви» (во всяком случае, «движимая» любовью как первопричиной), вряд ли может рассчитывать на удовлетворительную оценку у профессора-античника… В самом деле, «согласился» ли бы создатель эпопеи с тем, что Елена («Когда бы не Елена») действительная причина (а не повод) для исторического похода, без которого якобы обессмысливается и завоевание Трои («что Троя вам одна, ахейские мужи»)?

Не приводит ли подобное «своевольное» прочтение, как будто предвосхищающее позднейшие постмодернистские экстравагантные толкования классических текстов, к молчанию потрясенного автора, словно обиженного на недочитавшего его «список» потомка, в итоговой третьей строфе («И вот, Гомер молчит»)? Не случаен здесь и «провокативный» вопрос мандельштамовского читателя, обращенный к гомеровским героям и предполагающий расподобление авторских деклараций, совпадающих с убеждениями «царей», и некой потаенной – и для сознания самих героев и их автора! — цели: «Куда (т.е. на самом деле куда и зачем. – И.Е.) плывете вы?» Кажется, что равноправие книжного и природного вследствие этого читательского «недоверия» нарушается: шумящее «море черное» словно бы возносится над гомеровской книжностью.

На самом же деле это не так. Уже сказавшего свое слово, согласно рассматриваемой рецептивной логике, Гомера сменяет слово моря, единосущное, как мы уже намекнули, героическим гекзаметрам «Илиады». Оказывается, что это именно продолжение гомеровского высказывания (так сказать, вторая – после цезуры — половина строки гекзаметра), а не опровержение его. Природная «вечность» «слова» моря не отвергает «историчности» слова Гомера, но навсегда укореняет его в мире человеческой культуры.

Этого «не понимает» ни Гомер, ни его герои, «ахейские мужи», поэтому вопросы мандельштамовского читателя, к ним адресованные, и остаются без ответа. С позиций эпопейного сознания, природному хаосу вечно изменяющегося моря как раз и должна быть противопоставлена организованная выстроенность боевого порядка кораблей, описанная Гомером. На уровне линейного восприятия не только герои Гомера, но и он сам противопоставлены морю, как «молчание» — «шуму». Можно вполне сказать, что на этом уровне конечные глаголы отдельных строк мандельштамовского текста («молчит»-«шумит») являются рифмованной парой, образующей типичную «бинарную оппозицию». Однако на более глубоком уровне понимания обнаруживается трансгредиентный этой оппозиции момент – синтаксическое построение фразы, которая в избытке авторского видения и снимает противопоставленность этих мнимых «полюсов» (сама их противоположность, как и оппозиция «культуры» и «природы» не работает, точнее же, «отменяется» поэтикой произведения).

Гомер и море дважды связываются соединительным союзом «и». Например: «И вот, Гомер молчит, / И море черное, витийствуя, шумит». Налицо не безусловно противопоставляющее «а», но именно «и». Поэтому можно сказать, что читатель Мандельштама понимает героев Гомера (и самого Гомера) лучше их самих. Или же, во всяком случае, претендует на такое понимание. Является ли подобная читательская претензия выходом за пределы спектра адекватности Лиса в истолковании гомеровского текста? Мы полагаем, что нет.

Конечно, собственно «гомеровское» в «Илиаде» и тот вектор понимания эпопеи, который намечен у Мандельштама, разительно не совпадают. Но подобное несовпадение является непременным и обязательным условием «диалога согласия» (М.М. Бахтин), без которого читательское сознание обрекается на ненужную и пустую тавтологичность авторскому «замыслу», хотя бы и содержащемуся в тексте, а филологическое истолкование в своем пределе в таком случае словно бы обречено стремиться к неплодотворному «клонированию» готовой авторской установки, воплощенной в «изучаемом» тексте (правда, никогда не достигая этого предела). В конечно же итоге, это буквалистское следование «букве», а не «духу» произведения, наследует готовый «закон» текстопостроения и игнорирует незаместимую личностность читателя: тем самым авторский «закон» письма возносится над читательской (человеческой) свободой и потенциально лишь «консервирует» авторское же прошлое в настоящем читателя вместо существенного размыкания вектора этого прошлого в просторах незавершимого «большого времени».

«Модернизирует» ли Мандельштам гомеровский текст явным акцентированием роли Елены и, наряду с этим, решительным утверждением «всё движется любовью»? Это произошло бы в том случае, если «любовь» истолковывалась им в контексте понимания, принципиально отличном от античного. Однако обратим внимание на то, что у Мандельштама «любовью» движется действительно «всё»: не только античные персонажи, сами не ведая этого, но и журавли, и море, и воздушная сфера. Ведь «паруса» именно потому «тугие», что их также раздувает «любовь». Что означает в таком контексте само слово «любовь»? Ведь оно разительно отличается от новоевропейского (индивидуализирующего) значения этого слова. В нашем случае речь идет о любви-эросе, о том могучем Эросе, который действительно пронизывает собою всю античную культуру, и которому подвластны не только стихии мира, но и античные боги. Морская пена, также имеющая эротический – в античном значении – смысл, не локализуются в этом типе культуры лишь фигурой Афродиты, но и, определяемая как «божественная», находится «на головах царей», плывущих к Трое и жаждущих Елены. Это доличностная (в христианском контексте понимания) культура, пронизанная всеобъемлющей телесностью, так поражающей нас, например, в античной скульптуре, может восприниматься как целое лишь с позиции вненаходимости по отношению к этой культуре: именно такая позиция и заявлена Мандельштамом.

Согласно старой гимназической шутке, древние греки не знали о себе самого главного: того, что они – древние. Несмотря на резкие, порой существеннейшие различия между древнегреческими литературными родами и жанрами, а также между позицией авторов, выражающих различные эстетические взгляды, все художественные тексты, принадлежащие античной культуре, все-таки так или иначе манифестируют доминанты этой культуры, ее культурные архетипы, ее установки. Мандельштам попытался понять и сформулировать именно такие архетипические установки, такое культурное бессознательное, в котором не отдавал и не мог отдавать себе отчета Гомер, находясь внутри этой культуры и определяясь по отношению к своему собственному литературному окружению – ближайшему прошлому, настоящему и ближайшему же будущему. Мандельштам же «разомкнул» эту сфокусированную на «античном настоящем» установку, благодаря чему голос Гомера, не утратив его собственной «самости», обрел скрытые смыслы, не навязанные ему актуальной для Мандельштама «современностью» ХХ века, однако хотя присущие гомеровскому тексту, но вполне проявившиеся именно в диалогической ситуации, когда интуиция телесности перестала быть господствующей в Европе, будучи «преодоленной» (но не отмененной) иным типом культуры.

«Бессонница. Гомер. Тугие паруса» Осип Мандельштам

Творчество поэта Осипа Мандельштама весьма разнопланово и подразделяется на несколько периодов, которые существенно отличаются друг от друга по настроению и содержанию. Стихотворение «Бессонница. Гомер. Тугие паруса» относится к раннему этапу литературной деятельности автора.

о было написано в 1915 году и вошло в первый поэтический сборник Осипа Мандельштама под названием «Камень». По одной из версий, в этот период автор увлекался античной литературой и перечитывал нетленные произведения древнегреческих авторов. Однако те, кто был близко знаком с поэтом, убеждены, что данное стихотворение навеяно поездкой в Коктебель к поэту Максимилиану Волошину, который показал Мандельштаму удивительную находку – обломок старинного корабля, который запросто мог бы принадлежать средневековой флотилии.

Так или иначе, летом 1915 года было создано нетипичное для поэта и имеющее глубокий философский подтекст стихотворение «Бессонница. Гомер. Тугие паруса». Безусловно, в нем можно найти отголоски гомеровской «Илиады», а точнее, ссылку на ее часть под названием «Сон Беотия, или перечень кораблей» . В ней древнегреческий поэт описывал флотилию, которая собиралась на войну с Троей, и подробный список насчитывал порядка 1200 судов. Поэтому неудивительно, что, терзаемый бессонницей, поэт «список кораблей прочел до середины». Рассуждая на тему Троянской войны, Осип Мандельштам проводит параллель между прошлым и настоящим, приходя к выводу, что у любых человеческих поступков есть логическое объяснение. И даже самые кровавые сражения, коварные и неумолимые в своей беспощадности, могут быть оправданы с точки зрения того, кто их инициирует. Одним из таких оправданий является любовь, которая, по мнению поэта, способна не только убивать, но и дарить надежду на возрождение. «И море, и Гомер – все движется любовью», — утверждает автор, понимая, что завоевателям вовсе не нужна была гордая Троя. Ими руководило желание заполучить самую очаровательную пленницу в мире – царицу Елену, которая и спровоцировала своей неземной красотой войну.

Понимая, что чувства и разум зачастую противоречат друг другу, Осип Мандельштам задается вопросом: «Кого же слушать мне?» . Ответ на него не в состоянии дать даже мудрый Гомер, который считает, что если любовь настолько сильна, что способно разжечь войну, то это чувство заслуживает глубокого уважения. Даже если, подчиняясь ему, приходится убивать и разрушать. С такой точкой зрения Осип Мандельштам не может согласиться, так как убежден, что любовь должна нести не разрушение, а созидание. Но и опровергнуть великого Гомера он не в состоянии, так как есть яркий пример ослепляющей любви, которая полностью уничтожила Трою.

Ответа на этот философский вопрос у автора нет, потому что чувства, испытываемые к женщине, могут заставлять одних совершить великий подвиг, а у других выявляют самые низменные качества, которыми они руководствуются при достижении своей цели. Поэтому любовь Осип Мандельштам сравнивает с черным морем, которое «витийствуя, шумит и с тяжким грохотом подходит к изголовью» , поглощая все сомнения и страхи. Противостоять его напору практически невозможно, поэтому каждому приходится выбирать, готов ли он пожертвовать ради высокого чувства своими принципами и идеалами. Или же, наоборот, именно любовь станет тем спасательным кругом, который поможет выбраться из пучины порока, ошибок и необдуманных поступков, взять на себя ответственность за каждое принимаемое решение и за каждое сказанное слово, произнесенное в порыве страсти или же умиротворения.

В пол-оборота, о печаль,
На равнодушных поглядела.
Спадая с плеч, окаменела
Ложноклассическая шаль.

Здесь прихожане — дети праха
И доски вместо образов,
Где мелом — Себастьяна Баха
Лишь цифры значатся псалмов.

Высокий спорщик, неужели,
Играя внукам свой хорал,
Опору духа в самом деле
Ты в доказательстве искал?

Что звук? Шестнадцатые доли,
Органа многосложный крик —
Лишь воркотня твоя, не боле,
О, несговорчивый старик!

И лютеранский проповедник
На черной кафедре своей
С твоими, гневный собеседник,
Мешает звук своих речей.

Бессонница. Гомер. Тугие паруса.
Я список кораблей прочел до середины:
Сей длинный выводок, сей поезд журавлиный,
Что над Элладою когда-то поднялся.

Куда плывете вы? Когда бы не Елена,
Что Троя вам одна, ахейские мужи?

Кого же слушать мне? И вот Гомер молчит,
И море черное, витийствуя, шумит
И с тяжким грохотом подходит к изголовью.

Яркой жемчужиной в ожерелье ранних произведений Осипа Мандельштама является стихотворение «Бессонница. Гомер. Тугие паруса», которое написано в несколько нетрадиционной для автора манере.

Идея стихов родилась во время поездки Мандельштама в Испанию к товарищу по перу Максимилиану Волошину. Там Волошин показал Осипу фрагмент древнего корабля, из которого поэт создал образ песчинки древней флотилии из «Илиады» Гомера. В один клубок сплелись – бессонница, которой страдал Мандельштам, паруса древних кораблей и произведение Гомера.

Древнегреческий поэт в своей «Илиаде» рассказывал, как собиралась армада кораблей для войны с Троей. Судов было более 1000, поэтому не мудрено, что Осип вообразил себе только половину флотилии. Потом заснул – бессонница разомкнула свои объятья.

Напомню, что в поэме Гомера Елена – дочь Бога и женщины, а также жена спартанского царя Менелая. Её похищение Парисом, сыном царя Трои, и стало причиной великой Троянской войны.

Мандельштам пишет, что если бы не было похищения Елены, то до Трои не было бы никакого дела. Фактически, Елена, точнее её похищение троянцами, и разожгло пожар войны. Не хотел ли в 1915 году Мандельштам провести параллели с началом Первой мировой войны, ведь до убийства Франца Фердинанда также никто не помышлял о войне? Разница только в том, что у Гомера войну начала любовь (ради неё похищена Елена), а в Европе война начинается из-за убийства, из-за политических разногласий. Причины разные – результат один.

Мандельштам акцентирует внимание на естественную силу любви. Ранее практически всегда из-за неё начинались войны, отправлялись в бой армады кораблей и сходились в рукопашной тысячи солдат. Сейчас любовь отодвинута на задворки, она больше не владеет умами тех, кто наверху принимает решение. Сегодня вместо любви – деньги и власть.

В этих глубоких размышлениях над прошлым и настоящим автора и настигает сон, подобный громаде моря, по которому ещё вчера плыли вереницы гомеровских кораблей на войну с Троей:

Яркое короткое стихотворение, быстро выучить которое помогает небольшой размер и чёткая рифма.

Предлагаем, напоследок, послушать стихотворение в исполнении Сергея Юрского.

О. Мандельштам — Бессонница. Гомер. Тугие паруса.

Бессонница. Гомер. Тугие паруса.
Я список кораблей прочел до середины:
Сей длинный выводок, сей поезд журавлиный,
Что над Элладою когда-то поднялся.

Как журавлиный клин в чужие рубежи,-
На головах царей божественная пена,-
Куда плывете вы? Когда бы не Елена,
Что Троя вам одна, ахейские мужи?

И море, и Гомер — всё движется любовью.
Кого же слушать мне? И вот Гомер молчит,
И море черное, витийствуя, шумит
И с тяжким грохотом подходит к изголовью.
Перевод песни
Перевод отсутствует. Вы можете Вы можете добавить его!
Если вы нашли ошибку в назван

ЮРСКИЙ, СЕРГЕЙ ЮРЬЕВИЧ, (р. 1935), актер, режиссер, писатель, поэт, сценарист. Народный артист Российской Федерации.

Мандельштам Осип Эмильевич — поэт, прозаик, эссеист.
Осип Эмильевич Мандельштам (1891, Варшава – 1938, Владивосток, пересыльный лагерь), русский поэт, прозаик. Отношения с родителями были весьма отчуждёнными, одиночество, «бездомность» – таким Мандельштам представил своё детство в автобиографической прозе «Шум времени» (1925). Для социального самосознания Мандельштама было важным причисление себя к разночинцам, острое чувство несправедливости, существующей в обществе.
Отношение Мандельштама к советской власти с конца 1920-х гг. колеблется от резкого неприятия и обличения до покаяния перед новой действительностью и прославления И. В. Сталина. Самый известный пример обличения – антисталинское стихотворение «Мы живём, под собою не чуя страны…» (1933) и автобиографическая «Четвёртая проза». Наиболее известная попытка принять власть – стихотворение «Когда б я уголь взял для высшей похвалы…», за которым закрепилось название «». В середине мая 1934 г. Мандельштам был арестован и сослан в город Чердынь на Северном Урале. Его обвиняли в написании и чтении антисоветских стихотворений. С июля 1934 по май 1937 г. жил в Воронеже, где создал цикл стихов «Воронежские тетради», в которых установка на лексическое просторечие и разговорность интонаций сочетается со сложными метафорами и звуковой игрой.

новная тема – история и место в ней человека («Стихи о неизвестном солдате»). В середине мая 1937 г. вернулся в Москву, но ему было запрещено жить в столице. Он жил под Москвой, в Савёлове, где написал свои последние стихи, затем – в Калинине (ныне Тверь). В начале марта 1938 г. Мандельштам был арестован в подмосковном санатории «Саматиха». Спустя месяц ему объявили приговор: 5 лет лагерей за контрреволюционную деятельность. Умер от истощения в пересылочном лагере во Владивостоке.

Бессоница. Гомер. Тугие паруса.
Я список кораблей прочел до середины:
Сей длинный выводок, сей поезд журавлиный,
Что над Элладою когда-то поднялся.
Как журавлиный клин в чужие рубежи —
На головах царей божественная пена —
Куда плывете вы? Когда бы не Елена,
Что Троя вам одна, ахейские мужи!
И море, и Гомер — все движется любовью.
Кого же слушать мне? И вот Гомер молчит,
И море черное, витийствуя, шумит
И с тяжким грохотом подходит к изголовью.
.

Это стихотворение было опубликовано во втором издании «Камня» (1916) и датировано поэтом 1915-ым годом. Как и многие мандельштамовские стихи, оно не имеет названия, но им может быть первое слово — «Бессонница». Это позволяет отнести данное стихотворение к жанру «стихов, написанных во время бессоницы», интересные примеры которых можно найти в литературе многих стран.

о касается русской литературы, то первое стихотворение, которое приходит в голову, это пушкинские «Стихи, сочиненные во время бессонницы». Но в современной Мандельштаму, особенно пост-символистской поэзии практически у каждого значимого поэта есть или одно стихотворение (Ахматова, 1912; Андрей Белый, 1921; Пастернак, 1953), или целый цикл стихов (Анненский, 1904; Вячеслав Иванов, 1911; М. Цветаева, 1923) под названием «Бессонница» или «Бессонницы». Стихотворение Мандельштама не похоже ни на одно из них; следуя этой традиции, оно тем не менее имеет свои неповторимые особенности.

Мы чувствуем это с первой же строки. Она содержит три существительных, каждое из которых является самостоятельным предложением. Такие безглагольные предложения можно найти и в русской поэзии XIX века (наиболее известный пример это, конечно, стихотворение Фета «Шепот. Робкое дыханье.»), но в постсимволистской поэзии подобные предложения так часто встречаются, что можно говорить о /65/
стилистическом приеме (Блок: «Ночь, улица, фонарь…»; Пастернак: «Облака. Звезды. И сбоку — шлях и Алеко»; Ахматова: «Двадцать первое. Ночь. Понедельник // Очертанья столицы во мгле»)1.

Такие примеры есть и в стихах Мандельштама 1913-1914 гг. Стихотворение «Кинематограф» начинается следующими строками: «Кинематограф. Три скамейки // Сентиментальная горячка.», а другое стихотворение — «″Мороженно!″ Солнце. Воздушный бисквит. // Прозрачный стакан с ледяною водою.»

Как видно из вышеприведенных примеров, такие безглагольные предложения употребляются в основном для того, чтобы наиболее красочно и точно описать окружающую обстановку (ландшафт, город, интерьер) или (как у Ахматовой) дать представление о дате и времени. Существительные семантически связаны, давая, каждое, новую деталь, составляя картину часть за частью, шаг за шагом. К такому типу относится мандельштамовское стихотворение «Кинематограф», но стихотворение «Мороженно. » немного отлично от него, и мы не сразу получаем ясную картину. Между выкриком «Мороженое» (употребленном в просторечной форме, буквально передающей восклицание уличного продавца: «Мороженно!») и словом «бисквит», которые сочетаются друг с другом, стоит слово «солнце». Связывает слова в строке по смыслу прилагательное «воздушный», которое, имея очевидную связь с «солнцем», относится в данном случае к слову «бисквит». Требуется некоторое время, чтобы связать эти части воедино, и тогда перед нами предстанет картина солнечного петербургского дня, увиденного глазами ребенка.

В стихотворении «Бессонница…» описание времени и окружающей обстановки гораздо сложнее. Поэт составляет картину не последовательно, а большими скачками. Между словами такие большие смысловые промежутки, что с первого раза трудно подобрать ассоциации, связывающие поэтические образы. Что общего между словами «бессоница» и «Гомер»! Гораздо легче, конечно, связать слова «Гомер» и «паруса»; и только во второй строке становится понятна взаимосвязь между этими тремя ключевыми словами, от которых отталкивается стихотворение. Чтобы избавиться от бессонницы, поэт читает Гомера, а точнее «Список кораблей» Эллады. Это довольно трудное чтение перед сном, и в то же время чтение именно списка кораблей носит иронический оттенок: люди обычно считают овец, чтобы уснуть, поэт же считает гомеровские корабли.

Третья строка добавляет два сравнения, характеризующие список кораблей; оба они оригинальны и неожиданны. /66/

В словах «сей длинный выводок» мы встречаем устаревшее «сей»: обычное для поэзии XVIII века, в более позднее время оно стало архаизмом. С другой стороны слово «выводок» имеет совершенно другие стилистические особенности и обычно употребляется в отношении определенных птиц («утиный выводок», «выводок цыплят»). «Длинный» в сочетании со словом «выводок» также производит впечатление чего-то необычного, так как последним словом обозначают обычно птенцов, сбившихся, например, под крыло матери.

Корабли плывут в Трою и поэтому сравниваются с длинной вереницей плывущих по воде птиц; вероятно, первая ассоциация читателя — это сравнение с семьей уток! Мы видим, что подобное определение тоже носит иронический оттенок. Здесь стилистическое несоответствие между архаическим, поэтическим словом «сей» и простоватым, по сравнению с предыдущим, словом «выводок», но, с другой стороны, чувствуется и связь между этими несочетаемыми, на первый взгляд, словами: за возвышенным поэтическим оборотом следует более «приземленный» и простой. Мы не можем с точностью сказать, на что именно хотел обратить наше внимание поэт.

В 1915 году, когда Мандельштам написал это стихотворение, в литературе шло обсуждение гомеровского списка кораблей. За два года до этого журнал «Аполлон» опубликовал посмертный очерк Анненского «Что такое поэзия?». Одно из положений статьи: поэзия должна более внушать, чем утверждать определенные факты. (Как доказательство Анненский приводит «Список кораблей» Гомера.) С современной точки зрения длинное перечисление незнакомых имен утомляет (и это одна из причин, почему поэт в стихотворении Мандельштама выбирает именно такое чтение на ночь). Но, с другой стороны, в «Списке» звучит какое-то волшебное очарование. Этот список можно использовать как иллюстрацию к строчкам Верлена «de la musique avant toute chose». Сами имена уже ничего не значат для современного читателя, но их необычное звучание дает волю воображению и восстанавливает картину исторического события: «Что же мудреного, если некогда даже символы имен под музыку стиха вызывали у слушателей целый мир ощущений и воспоминаний, где клики битвы мешались со звоном славы, а блеск золотых доспехов и пурпуровых парусов с шумом темных эгейских волн?»2.

Слово «выводок», также имеющее дополнительное значение, является видом реэтимологизации. «Выводить/вести» — значит «вырастить», «вскормить», «воспитать»; другое значение этого слова «предводительствовать», «руководить» /67/
и пр., так что здесь, насколько я понимаю, имеет место игра слов. Дальше целая строка имеет ритм, отличный от первых двух. Здесь употреблен шестистопный ямб, необычный для современной русской поэзии. Связанный с александрийским стихом и русским гекзаметром, в этом стихотворении он имеет непосредственное отношение к Гомеру и классической поэзии. В первых двух строках обычная мужская цезура («Гомер», «кораблей»), В третьей и четвертой она изменяется на дактилическую («выводок», «Элладою»), Другими словами, как только мысль поэта переключается с бессонницы на размышления об «Илиаде», изменяется и сам ритм стиха: не только дактилическая цезура, но и повторяющееся «сей» (в безударных позициях), и внутренняя рифма («длинный» — «журавлиный») — все это придает строке особое значение и выразительность.

Еще одно описание, характеризующее список кораблей — «сей поезд журавлиный». Ассоциации, связанные с плывущими птицами в предыдущем сравнении, развиваются дальше, и, что характерно для Мандельштама, поэтические образы «поднимаются» с земли в небо: корабли теперь сравниваются с журавлиным клином, направляющимся в Трою. «Журавлиная» метафора, конечно, популярна и не нова, как отмечает Виктор Террас, она употреблялась еще в «Илиаде»3. Пример тому можно найти в Песне третьей: «Трои сыны устремляются, с говором, с криком, как птицы: // Крик таков журавлей раздается под небом высоким, // Если, избегнув и зимних бурь, и дождей бесконечных, // С криком стадами летят через быстрый поток Океана…» (пер. Н. Гнедича). Похожие строки есть и в Песни второй, на этот раз об ахеянах: «Их племена, как птиц перелетных несчетные стаи, // В злачном Азийском лугу, при Каистре широкотекущем, // Вьются туда и сюда и плесканием крыл веселятся, // С криком садятся противу сидящих и луг оглашают, — // Так аргивян племена, от своих кораблей и от кущей, // С шумом неслися на луг Скамандрийский;» (пер. Н. Гнедича). В двух этих сравнениях делается акцент на криках журавлей. Нечто подобное есть и у Данте в «Аде»: «Как журавлиный клин летит на юг // С унылой песнью в высоте надгорной, // Так предо мной, стеная, несся круг // Теней…» (пер. М. Лозинского). То же мы находим и у Гете4.

Сравнение Мандельштама, тем не менее, необычно тем, что еще никто, я уверен, не использовал его применяя к кораблям.
Как и первое описание списка кораблей, второе — «Сей поезд журавлиный» — удивляет соединением слов различных стилистических уровней. Снова появляется архаическое /68/
и поэтическое «сей», а за ним следует слово «поезд», кроме обычного своего значения, имеет еще значение «процессии» (Блок: «На царский поезд твой смотрю») или следующих друг за другом средств передвижения: обычно это вагоны, сани и т. д. («свадебный поезд»). Употребление этого слова с определением «журавлиный» довольно необычно, с другой стороны, слово «поезд», вызывающее более торжественные ассоциации, лучше сочетается с поэтическим «сей». Теперь кажется, что поэт отбросил иронические интонации, присутствовавшие в предыдущих строках; появляется серьезность, которая достигает высшей точки в последующих трех вопросах. Такое впечатление возникает из-за преобладания [а] в ударных и безударных слогах.

В следующей строфе встречаем еще одно сравнение, относящееся к веренице кораблей. На этот раз оно вполне привычно: «журавлиный клин». Здесь необычным является уже не сравнение, а оркестровка звуков. В третьей строке первой строфы мы уже отмечали внутреннюю рифму: «длинный — журавлиный». Она повторяется и развивается дальше: «журавлиный клин». Этому звуковому повтору подобен следующий: «чужие рубежи». К тому же, все ударения на [и], [у] повторяются три раза в одинаковых позициях ([жу], [чу], [ру]), три раза повторяется [ж]. Такая оркестровка как бы имитирует крики журавлей и шум их крыльев и придает всей строке ритмичность, усиливая ощущение полета. Делая ударение на крике журавлей, Мандельштам прибегает к старой поэтической традиции, но в то же время обогащает ее, вносит свои изменения.

Во второй строке появляется словосочетание, которое разрушает сложившееся представление полета и возвращает нас к людям, держащим путь в Трою: «На головах царей божественная пена». Цари — это, без сомнения, те самые, которые находятся на борту указанных в списке кораблей, но значение слов «божественная пена» не так отчетливо. Оно может подразумевать просто пену — корабли плыли с такой большой скоростью, что морская она летела на борт, попадая на людей. Или же, связывая это словосочетание с предыдущим сравнением о полете журавлей, мы должны понимать, что на головах царей оказались облака?

Определение «божественная» напоминает о стихотворении Мандельштама «Silentium», в котором говорится о рождении богини Афродиты. Поскольку богиня любви родилась из морской пены, пена может быть названа «божественной». Значит она связана с тайной любви, и это словосочетание предшествует утверждению, что все, в том числе море, движется любовью. /69/

Далее следует вопрос, относящийся к кораблям и людям, плывущим в Трою: «Куда плывете вы?». Вопрос кажется неуместным, так как понятно, что цари ясно представляют себе, куда они направляются. На самом же деле ясна лишь географическая цель, за которой просматривается другая, более абстрактная и более важная. Следующее предложение (безглагольное) ставит все на свои места. Это главное место в стихотворении. Теперь мы начинаем понимать, что хотел сказать поэт.

Как это ни парадоксально, ответ на вопрос содержится в вопросе: «Когда бы не Елена, // Что Троя вам одна, ахейские мужи?». Именно любовь подвигла «ахейских мужей» собрать флот и отправиться в Трою. Эта мысль повторяется затем автором в обобщенном виде в первой строке третьего четверостишия: «И море, и Гомер — все движется любовью». В качестве ответа на второй вопрос из предыдущего четверостишия, мы получаем короткий и простой вывод: «все движется любовью». Но здесь есть еще два слова, загадочных и заставляющих задуматься: «море» и «Гомер». Что они значат? Между тем, слова хорошо сочетаются друг с другом. Не только семантически — в двух предыдущих четверостишиях они уже употреблялись вместе — но и по звучанию. В обоих словах содержатся сходные звуки: «Гомер» является почти полной анаграммой слову «море».

Мысль о том, что Гомер движется любовью, можно понимать по-разному. Если судить о Гомере как о поэте, то вся поэзия движется любовью, причем любовью не просто отдельного человека, но и любовью в более абстрактном смысле. «Гомер» может также являться метонимией исторических событий, описанных в «Одиссее» и «Илиаде». Основная движущая сила истории — это любовь, страсть, человеческие эмоции. С этим все довольно ясно, но как мы можем сказать, что море движется любовью? На первый взгляд кажется, что слово «море» по смыслу связано со словом «Гомер» и с ассоциациями, вызванными этим именем. Играя важную роль в «Илиаде», слово «море» созвучно имени «Гомер» и является к нему метонимией.

По мере развития стихотворения, сложная задача оказывается простой. «Море», по-видимому, имеет свое собственное значение. Оно, например, предполагает, что все во Вселенной движется и руководится любовью. Это, кстати, общее поэтическое место. Конечно, в «Илиаде» подобного нет, но, как отмечает Виктор Террас5, эта идея ясно выражена в «Теогонии» Гесиода: «Прежде всего во вселенной Хаос зародился, а следом // Широкогрудая Гея, всеобщий приют безопасный, // Сумрачный Тартар, в земных залегающий недрах /70/
глубоких, // И между вечными всеми богами прекраснейший — Эрос. // Сладкоистомный — у всех он богов и людей земнородных // Душу в груди покоряет и всех рассужденья лишает*»6.

Такую же идею мы находим в одном из «античных стихотворений» Леконта де Лиля, французского парнасца. В его длинном стихотворении «Елена» описываются события, приведшие к похищению Елены и началу Троянской войны. В этом стихотворении большой упор также делается на тему любви; в качестве общего вывода приведен длинный монолог, доказывающий силу любви, силу Эрота, как повелителя всего человечества — мысли, которые встречаются и у Гесиода:

Toi, par qui la terre féconde
Gémit sous un tourment cruel,
Eros, dominateur du ciel,
Eros, Eros, dompteur du monde.

Классическая идея развивалась и в принципе божественной любви, движущей вселенной, представленном в платоновской идее совершенствования в любви и идее Аристотеля о «недвижимом двигателе» (мандельштамовское «движется» имеет ясное отражение в классической философии); в виде тщательно разработанной иерархии этот принцип был представлен и в средневековой религиозной идее: «Связующими узами всей системы является любовь, низший ли это вид любви, который движет камень, чтобы установить его на нужное место, или же это естественно внушенная любовь к Богу в душе человека»7. В последних трехстишиях «Рая» Данте, поэт достигает высшего круга, где ему открывается божественная любовь, движущая вселенной и с этого момента руководящая его собственными помыслами и волей:
Здесь изнемог высокий духа взлет; Но страсть и волю мне уже стремила, Как если колесу дан ровный ход. Любовь, что движет солнце и светила**.

Мандельштамовское «все движется любовью» может восприниматься как афоризм, завершающий историю Елены. Но стихотворение на этом не заканчивается, как могло бы. Оно принимает новый оборот. Следует совершенно неожиданный вопрос: «Кого же слушать мне?». Он неожидан, так как до сих пор мы говорили о том, что и «Гомер», и «море» движутся одной и той же силой. Есть ли разница в том, кого /71/
из них слушать поэту? Разница, очевидно, есть, и поэт говорит нам о своем выборе: он слушает голос не «Гомера» и не «моря» из стихотворения, а шум настоящего рокочущего Черного моря.
Снова, как и в случае с летящими журавлями, образ моря создается оркестровкой звуков в ударной позиции. Снова мужская цезура изменяется на дактилическую, [о ] пребладает в строках, особенно в последних, далее идет эффектное чередование [ч ] — [ш ] — [х ]. Все это придает особую значимость последним строкам.

В чем же здесь смысл? Если до сих пор все было достаточно понятно: поэт, страдая от бессоницы, выбирает как чтение на ночь Гомера. Книга вызывает ряд ассоциаций и образов, сосредоточенных на любви. Спустя некоторое время он откладывает книгу в сторону и слушает шум моря, рокочущего вокруг него. Что же значит это море? Метафора ли это сна, дремоты поэта?

Море было в центре внимания и в предыдущих строфах. Это было море Гомера, и первая строка в третьем четверостишии объединяет их. Теперь же в последних двух строках море имеет другое значение. Это уже не море с божественной пеной, но мрачное Черное море: «море черное». Террас говорит, что это «типичный гомеровский» образ и приводит схожие строки из «Илиады» об ахеянах: «…и на площадь собраний // Бросился паки народ, от своих кораблей и от кущей, // С воплем: подобно как волны немолчношумящего моря, // В брег разбиваясь огромный, гремят; и ответствует Понт им»***8.

Но данный образ имеет по-видимому более широкое значение: и конкретное, и метафорическое. Это «море черное» в действительности может быть Черным морем и потому оно может содержать воспоминания о Крыме и Коктебеле Волошина. Марина Цветаева, цитируя это стихотворение, писала даже: «море Черное»9. А стихотворение Мандельштама «Не веря воскресенья чуду…», в котором говорится о Крыме и которое, вероятно, было написано частично там, рисует нам «те холмы… // Где обрывается Россия // Над морем черным и глухим».

Образ моря может обозначать и реку Неву, которая играет важную роль в стихах Мандельштама с 1916 года. Она упоминается не только в нейтральноокрашенных выражениях, таких, как «на берегу Невы» или «невская волна», но также и с прилагательными, передающими чувства поэта: «тяжелая Нева» и даже «над черною Невой». Образ моря, /72/
появляющегося в комнате, присутствует также и в других стихах с ссылками на Неву, а именно в двух стихотворениях под названием «Соломинка». Они тоже относятся к «стихам, сочиненным во время бессонницы»: «Когда, Соломинка, не спишь в огромной спальне…». В первом стихотворении — картина снежного декабря:

Декабрь торжественный струит свое дыханье,
Как будто в комнате тяжелая Нева.

Во втором, в похожих строках «как будто» превращается в «материализованную метафору»:

В огромной комнате тяжелая Нева,
И голубая кровь струится из гранита.

Как и в стихотворении «Бессонница…» образ воды используется, чтобы создать атмосферу чего-то холодного, тяжелого. В первом из стихотворений присутствуют также слегка торжественные интонации. Это «декабрь торжественный», который сравнивается с Невой; «торжественный» выглядит как параллель к слову «витийствуя» в нашем стихотворении. Во втором стихотворении уже нет такой торжественности и подчеркивается тяжесть: исчезает «дыханье» декабря, и вместо него появляется образ гранита с прилагательным «тяжелая».
Другими словами, здесь важно, то, что «море черное» в стихотворении не имеет какого-либо биографического подтекста и связи с определенными географическими названиями, будь то Черное море или Нева. Но это вряд ли вносит ясность в понимание смысла стихотворения. Ясно то, что здесь употребляется метафора. Но что она означает? «Гомер» — это что-то определенное и понятное, нам хотелось бы, чтобы «море» тоже имело конкретное значение. Однако здесь дело в том, — типичный прием Мандельштама, — что поэт сопоставляет существительное, имеющее конкретное значение со словом, которое можно интерпретировать по-разному.

Вначале море связывалось с Гомером, и это означало, что между ними есть что-то общее. Затем поэт делает выбор между ними, имея в виду существующую разницу. С каким же противопоставлением мы сталкиваемся здесь? Гомер описывает исторические события, которые произошли очень давно. Читая «Илиаду», поэт из настоящего (бессонницы) переносится в прошлое. Когда он откладывает книгу в сторону («и вот Гомер молчит»), то снова возвращается в настоящее. Море здесь — это не только море Гомера, но настоящее море, которое в данный момент рокочет около поэта. /73/

Так мы можем понимать море как символ настоящего, охватывающего жизнь поэта, его чувства. Стихотворение датировано 1915 годом. Страсти и эмоции людей действуют как движущая сила истории, снова ввергнув человечество в долгую, кровавую войну. Полковые списки отправленных на поле боя или списки погибших солдат и офицеров — обычные для того времени вещи: может быть, именно они ассоциируются у поэта со списком кораблей Эллады. Образ моря в комнате приобретает оттенок опасности, заставляя нас вспомнить стихотворение Анненского «Море черное», в котором (в противоположность известному пушкинскому стихотворению «К морю») оно символизируют не революцию, а смерть («Нет! Ты не символ мятежа, // Ты — смерти чаша пировая»)10. Глагол «витийствовать», характерный для риторики XVIII века, также создает впечатление классической трагедии.
Это один из вариантов интерпретации последних строк. Но есть и другие. Море, как и Гомер, что уже отмечалось, «движется любовью», а стихотворение это, несомненно, о любви. Но любовная лирика Мандельштама намного отличается от аналогичных стихов других поэтов. Личные чувства поэта редко лежат на поверхности, они объединяются и переплетаются с другими темами, например поэзией и историей, как в нашем случае. «Нечто», подходящее к изголовью чьей-то кровати, может быть образом, предполагающим любовь: например, любовник, который приближается к постели возлюбленной. О любви поэту рассказывала «Илиада» Гомера, а когда он откладывает книгу, о том же ему шепчут морские волны. Как мы видим, эта тема интересует поэта, он не может заглушить угрожающий и в то же время красноречивый голос моря, заполняющего комнату; моря, так близко подошедшего к изголовью поэта, что оно грозит поглотить его.

Возможно еще одно толкование этих строк. Во многих стихах Мандельштам сравнивает природу с поэзией, искусством и культурой, любит противопоставлять их или сближать. «Природа — тот же Рим и отразилась в нем», говорится в одном стихотворении, а в другом — «Есть иволги в лесах…» — природа сравнивается с поэтикой Гомера. Стихотворение «Бессонница…» также относится к таким стихам, хотя здесь мы имеем дело не со всей природой, а с частью её. Смысл же следующий: слушать ли автору голос поэзии, говорящей о любви, войне, смерти, или голос Природы, голос самой Жизни, говорящей о том же?
Я привожу разные прочтения, чтобы показать, что вопрос о понимании данных образов остается открытым. Эта «открытость темы» является частью неясности всего стихотворения, заставляющей читателя задуматься. Она начинается с самой первой строки; когда смысл этой строки проясняется, фабула и идея стихотворения становятся более или менее понятными. Но заключительные строки вносят новый оборот, который был на самом деле необходим после заключения: «И море, и Гомер — все движется любовью». Несмотря на то, что этими словами, своеобразным афористическим выводом (кстати, не особенно оригинальным) стихотворение могло бы закончиться, его последние строки таковы, что опять делают смысл туманным, и нам предоставляется право размышлять над тем, что же автор имел в виду. Однако нет нужды выбирать лишь одну из приведенных интерпретаций. Думается, они все здесь присутствуют.

Яркой жемчужиной в ожерелье ранних произведений Осипа Мандельштама является стихотворение «Бессонница. Гомер. Тугие паруса», которое написано в несколько нетрадиционной для автора манере.

Идея стихов родилась во время поездки Мандельштама в Испанию к товарищу по перу Максимилиану Волошину. Там Волошин показал Осипу фрагмент древнего корабля, из которого поэт создал образ песчинки древней флотилии из «Илиады» Гомера. В один клубок сплелись – бессонница, которой страдал Мандельштам, паруса древних кораблей и произведение Гомера.

Древнегреческий поэт в своей «Илиаде» рассказывал, как собиралась армада кораблей для войны с Троей. Судов было более 1000, поэтому не мудрено, что Осип вообразил себе только половину флотилии. Потом заснул – бессонница разомкнула свои объятья.

Напомню, что в поэме Гомера Елена – дочь Бога и женщины, а также жена спартанского царя Менелая. Её похищение Парисом, сыном царя Трои, и стало причиной великой Троянской войны.

Мандельштам пишет, что если бы не было похищения Елены, то до Трои не было бы никакого дела. Фактически, Елена, точнее её похищение троянцами, и разожгло пожар войны. Не хотел ли в 1915 году Мандельштам провести параллели с началом Первой мировой войны, ведь до убийства Франца Фердинанда также никто не помышлял о войне? Разница только в том, что у Гомера войну начала любовь (ради неё похищена Елена), а в Европе война начинается из-за убийства, из-за политических разногласий. Причины разные – результат один.

Мандельштам акцентирует внимание на естественную силу любви. Ранее практически всегда из-за неё начинались войны, отправлялись в бой армады кораблей и сходились в рукопашной тысячи солдат. Сейчас любовь отодвинута на задворки, она больше не владеет умами тех, кто наверху принимает решение. Сегодня вместо любви – деньги и власть.

В этих глубоких размышлениях над прошлым и настоящим автора и настигает сон, подобный громаде моря, по которому ещё вчера плыли вереницы гомеровских кораблей на войну с Троей:

Яркое короткое стихотворение, быстро выучить которое помогает небольшой размер и чёткая рифма.

Бессонница. Гомер. Тугие паруса.
Я список кораблей прочел до середины:
Сей длинный выводок, сей поезд журавлиный,
Что над Элладою когда-то поднялся.

Как журавлиный клин в чужие рубежи —
На головах царей божественная пена —
Куда плывете вы? Когда бы не Елена,
Что Троя вам одна, ахейские мужи?

И море, и Гомер — все движется любовью.
Кого же слушать мне? И вот Гомер молчит,
И море черное, витийствуя, шумит
И с тяжким грохотом подходит к изголовью.
август 1915

1891 — 1921 годы. Сборник «Камень».

«Бессонница. Гомер. Тугие паруса» 1915.

Анализ стихотворения «Бессонница. Гомер. Тугие паруса…». 1915.

Мандельштам утверждает в своих стихах единство культурных пластов. По воспоминаниям А. Ахматовой, на вопрос, что такое акмеизм, поэт ответил: «Тоска по мировой культуре». Неслучайно в его стихи, неразрывно связанные с современностью, органично вплетены образы, мотивы Гомера и Расина, Пушкина и Диккенса, готика и ампир, античность и классицизм.

Бессонница. Гомер. Тугие паруса.

Я список кораблей прочел до середины:

Сей длинный выводок, сей поезд журавлиный,

Что над Элладою когда-то поднялся.

Как журавлиный клин в чужие рубежи —

На головах царей божественная пена —

Куда плывете вы? Когда бы не Елена,

Что Троя вам одна, ахейские мужи?

И море, и Гомер — все движется любовью.

Кого же слушать мне? И вот Гомер молчит,

И море черное, витийствуя, шумит

И с тяжким грохотом подходит к изголовью.

Вопросы на выявление общего представления о стихотворении в целом.

1. Чем привлекло это стихотворение, какие чувства вызывало? Какие образы создаются? Какие строчки отражают главную мысль?

2. Какова история создания этого стихотворения?

3. Что происходит с лирическим героем? Как в стихотворении передано ощущение бессонницы?

Вопросы для анализа стихотворения в группах.

В помощь учащимся предлагаются словари, выдержки из статей литературоведов.

1. Почему образ кораблей мы лучше всего видим?

2. Какие корабли: движущиеся или неподвижные? Обратите внимание на глаголы, типы предложений, размер стиха.

3. Обратите внимание на время глаголов в первых двух строфах, на наречие, связанное с понятием времени. Что вы заметили?

4. Какая роль отводится слову журавлиный ? С какими ассоциациями связано это слово у вас?

5. Образ Елены — средоточие всех нитей стихотворения. Что нам известно об этом образе?

6. Почему в стихотворении слово Елена рифмуется с сочетанием ? Как вы понимаете эту строчку?

7. Какие ассоциации у вас возникают в связи с парой слов: и море и Гомер , объединённых союзом и и словом всё (море+Гомер=всё)?

8. Как вы полагаете, в каком значении употреблено поэтом словослушать?

9. Какой образ моря создаётся в стихотворении? Какой общий эмоциональный тон эпитетов? Как подчёркивает поэт судьбоносность выбора лирического героя с помощью звукописи?

1. Чем привлекло это стихотворение, какие чувства вызвало? Какие образы создаются? Какие строчки отражают главную мысль?

Стихотворение привлекает спокойствием, таинственностью, величием. Создаются образы ахейцев из «Илиады» Гомера, кораблей, моря, лирического героя. Главная мысль в строчке: всё движется любовью.

2. Привлечём известные факты, связанные с историей создания этого стихотворения.

По одной из версий, на данное стихотворение Мандельштама вдохновил найденный Максимилианом Волошиным, у которого он гостил в Коктебеле, обломок древнего корабля. Однако тематика античности в целом характерна для ранних стихов Мандельштама. Увлечение поэта древним миром — это его стремление к эталону красоты и к основе, породившей данную красоту.

Тема моря, как и тема античности в стихотворении не случайна, и вызвана не только местом рождения стихотворения: Мандельштам первый раз оказался в Коктебеле именно в июне 1915 г. Многими критиками отмечено, что Мандельштам предпочитает всем стихиям воду. При этом его предпочтение — не стремительные потоки, падающие с небес или мчащиеся по горам; его привлекает спокойное и вечное движение: равнинные реки, озера, но чаще — самая грандиозная форма — океан, величественно катящий огромные валы. Тема моря неразрывно связана с темой античности: и то, и другое величественно, грандиозно, спокойно, таинственно.

Известен тот факт, что О.Мандельштам в этот период жизни был влюблён в М.Цветаеву, но она не отвечала ему взаимностью.

3. Что происходит с лирическим героем? Как в стихотворении передано ощущение бессонницы?

Лирического героя мучает бессонница. На берегу Чёрного моря он читает Гомера, размышляет о том, что и ахейцы, и Гомер были вдохновлены любовью. Гомер — прошлое — ,молчит. А море, чья божественная пена была на головах царей, шумит, подходит к изголовью лирического героя. И оно движется любовью, связывая прошлое с настоящим.

Ощущение бессонницы великолепно передано действием: «Я список кораблей прочел. «. Поэт обращается ко второй песне «Илиады» Гомера «Сон Беотия, или перечень кораблей», посвященной отплытию кораблей на осаду Трои. Список кораблей греков, идущих походом на Трою из «Илиады» Гомера, содержит 1186 названий кораблей с именами полководцев и описаниями на 366 строках. Бесконечность боевого списка кораблей и создает ощущение бесконечности этой ночи.

Работа над образом кораблей.

1. Почему образ кораблей мы лучше всего видим?

Образ кораблей: увидеть их помогает эпитет тугие паруса , сравнение с поездом журавлиным, журавлиным клином. Возникает зрительный образ.

2. Какие вы видите корабли, движущиеся или неподвижные? Обратите внимание на глаголы, типы предложений, размер стиха.

Корабли движутся очень быстро, по ветру: тугие паруса. Быстроту движения подчёркивает сравнение с журавлями: корабли летят, метафора над Элладою когда-то поднялся усиливает образ движения-полёта. Кажется, что корабли движутся не по морю, а над землёй.

Попробуем ещё раз перечитать строчки, в которых создаётся образ кораблей. Обычно движение передаётся с помощью быстрой смены глаголов, энергичных слов, большого количества согласных, в которых преобладает голос (сонорных, звонких, требующих сильной артикуляции), энергичного ритма. У Мандельштама в движении кораблей нет стремительности. Напротив, создаётся ощущение замедленности, длительности. Глаголов очень мало, большинство предложений назывные или неполные. Да и имеющиеся глаголы в результате инверсии теряют свою силу: поставлены в конец предложения.

Стихотворение написано шестистопным ямбом. Это самая длинная из употребительных в русском стихосложении ямбических строк — александрийский стих. Благодаря интонации раздумья, созерцанья этот размер издавна употребляется в философской и медитативной лирике, а также в таком жанре, как элегия. Подобный непринужденный, лишенный поэтической сглаженности ритм создает ощущение свободного прозаического разговора — спокойного размышления вслух. Для передачи движения потребовался бы более энергичный размер: «маршевая» одическая строфа и связанный с нею четырёхстопный ямб. Противоречие между звучанием и видением налицо.

3. Обратите внимание на время глаголов в первых двух строфах, на наречие, связанное с понятием времени. Что вы заметили?

Первая строфа — глаголы прошедшего времени. Когда-то усиливает значение прошедшего времени — так давно, что уже невозможно выяснить точное время события. Вторая строфа-настоящее время: плывёте.

Итак, перед нами корабли, если так можно сказать, в неподвижном движении, поэтом создан образ застывшего времени — прошедшего, вечно остающегося настоящим. В реальности культуры время не совпадает с астрономическим. Оно может останавливаться, повторяться, пересекаться с другим. Искусство способно преодолеть время. Культура — связующее начало в истории, она обеспечивает непрерывность и преемственность развития человеческой цивилизации.

Работа над образом ахейцев и Елены.

4. Вы уже заметили, что слово журавлиный употреблено дважды. Какая же роль ему отводится? С какими ассоциациями связано это слово у вас?

Осень. Косяк журавлей. Длинные, изящные, вытянутые очертания. Плавный размах вытянутых крыльев. Светлая грусть. Курлыканье, надрывающее душу. Крик журавлей ассоциируется с плачем (отсюда многочисленные легенды и предания, в том числе и в античной мифологии, связывающие журавлей с плакальщиками на похоронах, душами умерших).

Постепенно и плавно мысли поэта со списка кораблей, переходят на цели, ахейцев. И это приводит к мысли, что причина, движущая огромное войско — любовь: «Когда бы не Елена, // Что Троя вам одна, ахейские мужи?»

Это очень напоминает воздействие перечня кораблей у Гомера на слушателей: список кораблей подводит их к философским размышлениям о жизни; у Мандельштама тоже.

5. Образ Елены — средоточие всех нитей стихотворения. Что нам известно об этом образе?

Елена — двойственный образ. О ней можно было бы сказать словами Блока: красота страшна. Она приносит и радость, и горе всем, кто её видит.

Происхождение её божественно: отец Елены — сам Зевс, мать — богиня возмездия Немезида. Елена появляется из яйца, Леда её находит и воспитывает. Самим рождением Елена предназначена быть карой судьбы. Прекраснейшая из женщин, она вызывает зависть Афродиты, богини красоты, одновременно являясь сильнейшим её оружием. Сам слух о красоте Елены способен вызвать распри: все эллинские вожди и герои сватаются к ней. Чтобы предотвратить столкновение, они дают клятву защищать честь того, кто станет супругом Елены.

Елена принесёт боль и бесчестье своему мужу Менелаю, смерть Парису, с которым она сбежит, не в силах противиться страсти, внушённой Афродитой. Город, приютивший беглянку — Троя, — будет разрушен до основания. Большинство женихов Елены, отправившиеся к стенам Трои, погибнут.

Ахейское войско, готовое побить царицу камнями, остановится перед её красотой, и она будет возвращена домой, в Спарту, с почётом и торжеством.

Елена — значит факел, светоч .

Это имя-средоточие всех линий стихотворения. Цель движения, порождающая и останавливающая его. Начало жизни и гибель, что проявляется в сочетаниях длинный выводок — поезд журавлиный. Обратимся к словарю Даля. Поезд — несколько совместных повозок, едущих по одному пути; торжественная, обрядовая езда или процессия. В словаре даются два примера наиболее употребительных сочетаний слова во втором значении: свадебный поезд — похоронный поезд . И все смыслы являются реализованными у Мандельштама. Вот откуда сравнение у Мандельштама кораблей именно с журавлями.

6. Почему в стихотворении слово Елена рифмуется с сочетанием на головах царей божественная пена ? Как вы понимаете эту строчку?

Божественная пена и Елена срифмованы не случайно.

Обратимся к словарю Даля. Божественный — свойственный Богу, исходящий от Него; Ему подобный, высокий, превосходный, прекрасный, несравнимый, недостижимый. Выходит, что пена — божественно — прекрасна, она, лёгкая и тающая, прекраснее земного венца настолько, насколько путь к Елене значительнее пути к богатствам Илиона.

Путь к Трое — путь к небытию и, одновременно движение к красоте, вызванное любовью, движение, которое и есть полнота бытия, сама жизнь и, в то же время, смерть. Ахейские мужи, мудрые, величественные, сильные, гордые, коронованы божественной пеной на царство. И царство это — вечность.

Работа над образами Гомера и моря.

7. Какие ассоциации у вас возникают в связи с парой слов: и море и Гомер , объединённых союзоми и словом всё ?

В III строфе звучит основная мысль стихотворения. Здесь впервые в стихотворении появляется союз и в усилительном значении. Он усиливает соединение, практически ставит знак равенства между двумя понятиями: море, Гомер — и объединяет их словомвсё.

В XVII-XVIII веке слово Гомер писалось Омир или Омер. Слова составлены из одних и тех же букв, перед нами анаграмма. В поэзии цель такого приёма — создать не существующую вне данного текста связь между значениями слов.

вечность и остановленный человеком миг и т. д.

Можно сказать, что это противоположные понятия, составляющее единое целое.

Строгая формула: , казалось бы, должна замыкать стихотворение. Но вот новый вопрос: Кого же слушать мне? И мы возвращаемся в реальность, к лирическому герою.

8. Как вы полагаете, в каком значении употреблено поэтом словослушать ?

Поступать, как заповедано говорящим. От этого зависит судьба лирического героя.

9. Какой образ моря создаётся в стихотворении? Какой общий эмоциональный тон эпитетов? Как подчёркивает поэт судьбоносность выбора лирического героя с помощью звукописи?

Море грозное, витийствующее, в вечном движении, чёрное, грохот тяжкий — неизбежность, грозная сила, может быть, даже враждебность. Таков общий эмоциональный тон.

Ассонанс на о . Этот гласный звук считается «тёмным, гулким, грозным». (А — тёплый, светлый — было в словах Елена, божественная пена). Эмоциональный тон сочетается со звукописью.

И вот теперь, когда грозная сила, каким бы ни было её имя — стихия, судьба, рок — вплотную приближается к изголовью лирического героя (героя незащищённого) стихотворение завершено. Мало подвести итог: И море, и Гомер — всё движется любовью , нужно ещё отдаться этому движению, подчиниться всеобщему закону, как подчинились року ахейцы, отправляясь к стенам Трои. Вот откуда бессонница лирического героя. Жить полной жизнью, стремиться к красоте, любить — очень нелегко, на это требуется мужество и душевные силы.

Вывод. Особенности поэтики раннего Мандельштама :

• архитектурность,
• отношение к слову как к строительному материалу (слово — камень),
• понимание искусства как связующей нити между поколениями,
• мотивы созидания, творчества, жизнеутверждения.

Учащиеся читают сборник «Камень». Выполняют письменно задания С3, С4. Учат наизусть одно из понравившихся стихотворений.

С какими образами стихотворения «Бессонница. Гомер. Тугие паруса. » связано представление лирического героя о жизни?

В стихотворении Мандельштама перед нами проходит ряд образов: лирический герой, Гомер, море. Лирический герой мучается бессонницей, перед ним стоит трудный жизненный выбор. Он размышляет о жизни и поэтому читает поэму Гомера «Илиаду», её вторую главу, где содержится перечень кораблей ахейцев (более тысячи имён и названий), стремящихся в Трою, чтобы выполнить своё обещание и возвратить Елену, похищенную Парисом, её законному супругу Менелаю. Ахейцы, выполнившие свой долг, осмелившиеся противиться судьбе, богам, проявившие мужество, отстоявшие своё человеческое достоинство ценою жизни, венчаны «божественной» пеной на вечность. «Илиада» и её творец Гомер бессмертны, благодаря искусству, по мнению Мандельштама, осуществляется связь поколений. Лирический герой воздаёт должное ахейским мужам и горюет об их трагической судьбе: «сей длинный выводок, сей поезд журавлиный» (в мифологии журавли-плакальщики на похоронах или души умерших, что нашло отражение и в стихотворении Гамзатова «Журавли»).

Строчка «И море, и Гомер — всё движется любовью» противопоставляет и одновременно объединяет образы Гомера и моря. И если Гомер здесь — олицетворение искусства, античной культуры, подвига прошлых поколений, то море — природа, составляющей которой является и человек, реальная жизнь лирического героя. «Гомер молчит». Теперь перед лирическим героем стоит выбор: как ему поступать. И сделать его не просто: «И море чёрное, витийствуя, шумит // И с тяжким грохотом подходит к изголовью».

Щёголева Татьяна. 11И. 2009г.

Стихотворение «Бессонница, Гомер, тугие паруса» было написано в 1915 году. Этот этап творческой жизни поэта серебряного века многие литературоведы называют периодом «Камня» (Л. Гинзбург в книге «О лирике»). Творец слова при этом ассоциируется со строителем, который возводит здание, а камень – его основное орудие труда. Именно поэтому поиск слова и смысла жизни является ключевым в понимании этого стихотворения.

Уже с первых строк становится понятно, что философские мысли навеяны произведением греческого сказателя, причем автор дает прямую отсылку на 2 часть «Илиады». Читая это легендарное произведение, погружаясь в его смысл, поэт сталкивается с вопросом, в чем же смысл жизни: «И море, и Гомер — все движимо любовью. Кого же слушать мне? И вот, Гомер молчит…». Смысл жизни в любви, которая может быть разной: как разрушать все вокруг (как в случае с Еленой), так и созидать. Для поэта вопрос о том, есть ли смысл в любви, остается открытым. И судя по предложению о молчании Гомера, можно сделать вывод, что эта проблема актуальна во все времена – от Эллады до наших дней.

Море — один из ключевых образов стихотворения. Оно символизирует бесконечность, взаимосвязь времен. Уже с первых строк перед читателем предстает образ «тугих парусов кораблей», которые готовы выйти в море. Поэтому можно сказать, что с образа моря начинается стихотворение, этим же образом оно и заканчивается. Кольцевая композиция стихотворения – композиционный элемент, который также указывает на цикличность проблем, затронутых в произведении.

На сюжетном уровне автор использует кольцевую композицию: в начале произведения лирический герой не может уснуть, перед ним мелькают образы поэмы Гомера, потом «море черное… подходит к изголовью». Эти строчки можно понимать двояко: море черное — сон, сменяющий бессонницу, или же мысли и раздумья, которые так и не дают покоя. Но учитывая, что море в традиции античности, как и впоследствии серебряного века, предстает как нечто величественное и спокойное, то скорее все же сон накрывает лирического героя. Эта сюжетная линия связана с самим лирическим героем. Но в стихотворении есть и другая сюжетная линия – линия путешествия в Трою, это путешествие от жизни к смерти, эта линия тоже замыкается.

В стихотворении преобладают именные части речи (около 70% от всех слов), 20% — глаголы. Используя имена существительные и прилагательные, автор создает практически неподвижную величественную картину. Глаголы в первой строфе поэт употребляет в прошедшем времени, образ Эллады – это прошедшее, давно минувшее. Все остальные глаголы в произведении стоят в настоящем времени, этим подчеркивается преемственность времен.

Образность и выразительность в произведении достигается наличием метафор: корабли сравниваются с журавлями. В этом приеме присутствует еще и элемент олицетворения, так Мандельштам оживляет перед нами картину древней Эллады, картину уничтожения жизни из-за любви. Эта олицетворенная картина так и не помогает лирическому герою ответить на вопрос: почему любовь – такое созидающее чувство, становится причиной разрушения.

«Бессонница. Гомер. Тугие паруса». Ничего не напоминает? «Ночь. Улица. Фонарь. Аптека». Так начинается поэма Блока «Двенадцать». Рубленные, чеканящие фразы. Как и Мандельштам, Блок тоже относится к поэтам Серебряного века. Наверное, тогда было модно писать в таком стиле. И у Блока бессонница, и у Мандельштама тоже.

К теме любви рано или поздно обращаются все поэты. Особенно, когда она несчастная. Да, вот не спалось Мандельштаму в Коктебеле. Там он отдыхал у своего друга Максимилиана Волошина. Случайно или нет, увидел он обломок древнего судна. И сразу ему почему-то вспомнился Гомер, размышления о вечном – о женщине, о любви.

Мандельштаму нравится эпоха античности. Она таинственна, загадочна, неповторима. Он считает её эталоном красоты. Кроме этого, ему нравится вода. Эта стихия тоже загадочна, неповторима. В частности, океан, отправляющий на берега огромные волны.

Стихотворение делится на 3 смысловые части. Написано ямбом, строчка рифмуется через строчку.

Откуда вдруг взялся Гомер? Автор учился в университете, на историко-филологическом факультете. Правда, не доучится, бросил. Там он и изучал гомеровскую «Илиаду» в оригинале. Там публиковался длинный список кораблей, которые отправились завоёвывать Трою. Это было проверенное средство от бессонницы. Вот откуда и родилась строка о списке кораблей, прочитанном до середины. Дальше, видимо, всё-же заснул.

Стихотворение написано от первого лица. Вот поэт не может заснуть, и применяет известное «снотворное». Нет, не считает баранов, а читает список кораблей. Но и это не помогает уснуть. Мысль «убегает» на Троянскую войну. Поэт приходит к интересному выводу, что противники сражались не за Трою, а за прекрасную Елену.

Вот в последнем четверостишии он и делает вывод, что всем в мире движет любовь к женщине. Из-за них начинаются и заканчиваются войны.

Чтобы сделать стихотворение ярче, выразительнее, Мандельштам использует метафоры. «Всё движется любовью». Есть и эпитеты «тугие паруса», «божественная пена». В качестве сравнения можно привести строку « как журавлиный клин».

А почему эллины отправились в Трою? Сыном тамошнего царя похищена прекрасная Елена. Виновница войны, косвенная, является женщина. Ну как её не спасти? В чём смысл жизни? В женщине, а, значит, и в любви. Вот « и Гомер, и море – всё движется любовью». Именно она пробуждает в людях все лучшие качества. Из-за любви совершаются самые великие подвиги и самые безрассудные поступки.

Корабли поэт сравнивает с журавлиным клином. Но в те времена корабли выстраивались не в линию, а шли по морю клином. А журавли летают в небесах тоже клином. Вот точное сравнение «тугие паруса». Это значит, что паруса на мачтах натянуты, как надо. Корабли готовы к дальнему походу.

Надо спать, а поэт философствует, размышляет. И задаёт риторические вопросы, на которые нет ответов. Гомеровская «Илиада» очень сильно «зацепила» Мандельштама. А если бессонница почти каждую ночь, то, наверное, список парусов он выучил наизусть. А чего не спится? Безответная любовь к Марине Цветаевой. Не обошлось без женщины.

Анализ стихотворения Бессонница. Гомер. Тугие паруса по плану

Стихотворение «Мой Демон» было написано Михаилом Лермонтовым в 1829 году, когда ему было пятнадцать лет. Если быть точнее, то Лермонтов создавал в последствие много различных вариантов под названием этого же произведения «Демон»

Анализ стихотворения Лермонтова Дума 9 класс

Анализ стихотворения Разлука Барто

Произведение детской поэтессы является одним из стихотворений, входящих в сборник под названием «Думай, думай».

источник