Награды для работ — скидка 30% продлится ещё 1 день
Написано на Фандомную Битву 2016 для команды Undertale (http://fk-2016.diary.ru/?tag=5436723).
Underfell AU в авторской трактовке.
Безумие — делать одно и то же снова и снова и каждый раз ожидать иного результата. Альберт Эйнштейн
Гостиная дома братьев-скелетов освещена только бледным светом телевизионного экрана. Папирус, устроившийся на диване, закидывает левую ногу на правую, почти сразу же меняет ногу, подпирает ладонью голову, но, резко передумав, снова кладёт руку на подлокотник. Острые кончики пальцев легонько царапают тёмно-бордовую обивку. Кожаные подушки предоставляют «идеальную степень удобства» (как в своё время выразился сам Папирус), но сейчас ему неуютно. Папирус переводит невидящий взгляд с мерцающего экрана телевизора на настенные часы, фокусируя его ровно настолько, чтобы разобрать цифры. Часы отсчитывают первый час заполночь. Скелет немного отрешённо вспоминает, что собирался лечь в десять. Рука в двадцатый раз за вечер тянется к мобильнику, но останавливается, когда за дверью раздаётся кряхтение и тихий скрип металла о металл. Рассудок услужливо подсказывает, что это нетвёрдая рука пытается впихнуть ключ в замочную скважину. Папирус неторопливо встаёт, слушая, как щёлкает замок — звук сопровождается коротким радостным матом — и проворачивается дверная ручка. Дверь распахивается, и в гостиную вваливается Санс. Он ругается громким шёпотом, тратит пять секунд на восстановление равновесия, хихикает себе под нос и пинком захлопывает дверь. И только после этого он замечает стоящего прямо перед ним брата. Вечная улыбка Санса становится гораздо более широкой и гораздо менее весёлой. Папирус ударяет его наотмашь — так, чтобы было больно и унизительно, — надеясь стереть эту ухмылку с его лица. Санс даже не пытается защищаться, только матерится и начинает рассказывать шутку, концовку к которой тут же забывает. Папирус кривится в отвращении и отвешивает брату ещё одну оплеуху, а потом хватает его за капюшон куртки. Мелкий тут же сдаётся и повисает безвольной тушкой. Папирус протаскивает его по полу и, не особо церемонясь, швыряет на диван. Это единственная милость, которая будет ему оказана. Санс ворочается на подушках и пытается что-то сказать, но младший брат не слушает, быстрым шагом взбираясь по лестнице и скрываясь за дверью своей комнаты. Внизу гудит забытый телевизор, но Папирусу уже просто плевать. Он быстро сдёргивает с себя обувь, падает на кровать и почти сразу проваливается в сон. Утром он нарочно громко топает по лестнице и гремит посудой в кухне, пока его брат ведёт неравный бой с похмельем.
Гостиная дома братьев-скелетов освещена только бледным светом телевизионного экрана. Папирус, устроившийся на диване, рассматривает рисунок из тонких трещин на потолке. Когда-то, когда они с братом только-только поселились в Сноудине, к ним в дом вломился монстр, справедливо решивший, что слабенький скелет, да ещё и с малолетним братом под боком, серьёзного отпора не даст. Тогда Санс попросту размазал непутёвого взломщика по потолку. Останки монстра давно стали пылью, а вот паутинка трещин осталась. Папирус играет с ней в гляделки и пытается вспомнить, когда же брат перестал сражаться с жизнью и поплыл по течению. Он не знает ответа, а потолок упорно не даёт подсказок. Скелет переводит взгляд на часы — почти полвторого ночи. На мобильник — ни сообщений, ни звонков. Он на ощупь находит пульт, упавший в щель между подушками, вдавливает кнопку выключения — гостиная тут же погружается в темноту — и отшвыривает его на другой конец дивана. Секунду поглазев на погасший экран, Папирус поднимается и идёт к себе в комнату, задерживается ненадолго у подножия лестницы и злобно смотрит на входную дверь. Когда та не подаёт никаких признаков приближающейся активности, скелет фыркает и уходит наверх. Забравшись под одеяло, он принимает привычную позу, но не засыпает. В доме слишком тихо. Он то и дело тянется за оставленным рядом с подушкой телефоном: ни сообщений, ни звонков, но постоянно меняющееся время с каждой прошедшей минутой раздражает всё больше. Когда цифры на экране выстраиваются в гордое «три ноль ноль», он отбрасывает телефон куда-то в сторону. Звук удара об пол глухой, но хруста нет: аппарат полёт пережил. Папирус же, устав засыпать, скидывает с себя одеяло, поднимается с кровати и уходит обратно в гостиную, глухо рыча бессвязные ругательства. На то, чтобы выйти из комнаты и спуститься по лестнице, у него уходит до безобразия мало времени, и он пару раз проходит по гостиной взад-вперёд, словно дикий зверь, которого запихнули в слишком маленькую клетку. Когда в обстановке от его брожений ничего не меняется, он заворачивает в кухню, окидывает её пустым взглядом. Руки на автомате находят любимую кастрюлю — красную, с небольшим пятном подгорелости внутри, — наполняют её водой, ставят на огонь. В воду, ещё даже не закипевшую, летят спагетти, овощи и, кажется, колбаса. Часть продуктов Папирус забывает нарезать, а какие-то даже и почистить, но он не заморачивается, только помешивает содержимое кастрюли то медленно-медленно, то со скоростью лабораторной центрифуги, и опять медленно, когда вода злобно шипит, выплёскиваясь. Полчаса спустя на плите стынет порция фирменных спагетти а-ля Папирус. Аппетита нет. Папирус без лишних колебаний опрокидывает содержимое кастрюли в контейнер для еды и впихивает его в холодильник — к семи таким же контейнерам. Когда-нибудь — может, завтра, а, может, и через неделю — их найдёт Санс, и в холодильнике снова станет много места. Грязную кастрюлю Папирус закидывает в раковину, почти не морщась, когда она гремит, ударяясь об металл. Он тянется, чтобы включить воду, но рука замирает, когда сверху, в спальне, звенит мелодия его мобильника. Папирус срывается с места, в рекордное время взбирается на второй этаж, преодолевая по четыре ступеньки за шаг, врывается в свою комнату и за пару секунд находит телефон. Тот молчит. На экране — ни пропущенных звонков, ни сообщений. Показалось. Папирус чуть не рычит, отшвыривая телефон в сторону. На этот раз слышен хруст: что-то всё-таки сломалось. Папирус возвращается в гостиную. Подушки дивана издевательски поблескивают в свете кухонной лампочки. Папирус посылает угрожающий взгляд в их сторону, смотрит на время — без десяти пять — и идёт к лестнице. Но не поднимается. Только смотрит вверх, на дверь своей комнаты, цокает несуществующим языком и отворачивается прочь. Вдоль, от дальней стенки до входной двери, в гостиной всего четырнадцать его, Папируса, шагов. Далее следует разворот на каблуках, и скелет вышагивает в обратном направлении. Туда. Разворот. Взгляд на часы. Обратно. Разворот. Повторять, пока не свихнёшься. В шесть ноль три, когда Папирус стоит в своей комнате и оправляет доспех, готовясь к новому рабочему дню, внизу щёлкает замок входной двери. Скелет опускает руки и замирает, молча прислушиваясь к звукам, доносящимся из гостиной. Громко скрипит и хлопает, закрываясь, дверь. Санс шипит на неё, будто это заставит её быть тише, затем сразу же громко ругается и хохочет, будто рассказал самую смешную на свете шутку. По ковролину шаркают два шага, третий прерывается матом, глухим ударом об пол и стуком костей. Папирус встречается взглядом с собственным отражением. В его глазницах застыла вековая усталость, а под ними залегли мрачные тени. Скелет игнорирует желание вломить по зеркалу кулаком и выходит из комнаты. Посреди гостиной валяется куча костей и одёжки, в которой смутно угадывается Санс. Куча шевелится, изредка матерится и ещё реже предпринимает — тщётные — попытки встать. Папирус спускается на первый этаж, выжидает минуту, безучастно наблюдая за вялыми трепыханиями, затем за шкирку вздёргивает брата на ноги и тащит его наверх. Санс, что удивительно, даже шевелится в попытках идти самостоятельно. Весь путь до двери в комнату старшего брата сопровождается не совсем цензурной лекцией Папируса, — которую он читает больше для успокоения собственных нервов, чем для поучения, — о вреде Санса для здоровья — в первую очередь, самого Папируса. Первый пинок достаётся двери. Петли скрипят, но держатся. Вмятина, повторяющая форму дверной ручки, выдолбленная в стенке, становится на пару миллиметров глубже. Вторым пинком Папирус придаёт брату необходимое ускорение, чтобы тот успешно добрался до брошенного в углу голого матраса. Санс распластывается туловищем на своём лежбище и предпринимает единственную — неудачную — попытку затащить ноги на импровизированную кровать. Папирус рявкает ещё пару раз, слышит в ответ только беспечный храп тяжелопьяного, скалится, сжимая кулаки до хруста в костях, и уходит, громко хлопая входной дверью напоследок.
Гостиная дома братьев-скелетов освещена только бледным светом телевизионного экрана. Папирус, устроившийся на диване, считает минуты вместе с настенными часами. Ему никак не удаётся поймать нужный ритм, и шестьдесят секунд у него получаются то длиннее, то короче, чем надо. Вот и сейчас, он доходит до пятидесяти четырёх — а минут уже стало на одну больше. Он отрывается от счёта, когда понимает, что часы показывают седьмой час утра. Достаёт телефон, проверяет: экран рассекает широкая трещина, но он исправно показывает «шесть тридцать две». Папирус подготовился к новому рабочему дню ещё полтора часа назад, успешно растянув умывание и надевание доспеха на двадцать минут прожигания времени. Мысль о завтраке была отброшена тогда же. Сейчас достаточно просто выйти из дома и отправиться обходить Сноудин и окрестности, но скелет медлит. Он без всякой спешки шарит рукой, отыскивая пульт телевизора, выключает надоевший ящик, так же неторопливо встаёт и идёт к двери. Напоследок окинув полумрак гостиной взглядом, он прикрывает глазницы и слушает тишину. Угловатая челюсть вздрагивает; по позвоночнику пробегает холодок. Папирус рычит ругательство в адрес второго — отсутствующего — обитателя дома, привычно расправляет плечи и выходит в дверь. Он не видит Санса весь день. Спрашивает про него у собак во время утреннего обхода: все отвечают, что вчера видели старшего скелета только утром. К полудню Папирус отсылает брату три гневных сообщения — все остаются без ответа — и даже один раз звонит — и орёт в трубку, когда в динамике звучит голос автоответчика. Вечером он отсылает сообщение Гриллби — оно по обыкновению состоит только из одного лишь вопросительного знака — но получает отрицательный ответ. Гостиная дома братьев-скелетов освещена только бледным светом телевизионного экрана. Папирус, устроившийся на диване, буравит взглядом свой мобильный. Число отосланных Сансу смсок перевалило за две дюжины. В голосовой почте повисло больше десятка злобных матерных воплей примерно одинакового содержания. Ответа всё ещё нет. Папирус щёлкает по одной из клавиш, заставляя экран зажечься: ни сообщений, ни звонков. Перед тем, как погаснуть, телефон успевает сменить цифры на часах: ровно полночь. Скелет захлопывает «раскладушку» и шипит ругательства сквозь зубы, откидывая голову на спинку дивана. Папирус сдерживает зевок, морщится, и в глазницах сами собой выступают капельки жидкой магии. Трещинки на потолке почти сразу теряют отчётливость, становясь мутной размазнёй. Глазницы саднит. Где-то внутри черепа, в области затылка расползается противное покалывание. Он на ощупь находит пульт от телевизора, выключает, но не спешит вставать. Его тело свинцовое и ватное одновременно. Диван кажется ещё более удобным, чем обычно. Рисунок трещин на потолке расплывается окончательно. Папирус сдаётся и прикрывает глазницы. На него тут же обрушивается тишина. Дом пустой. Холодный. Слишком мёртвый. Папируса передёргивает. Он широко распахивает глазницы и резко вдыхает, хотя дышать ему совсем необязательно. Взгляд бегает по всей комнате, пока не цепляется за настенные часы. Папирус возвращается к подсчёту секунд, привычно соревнуясь со временем. Когда часы разменивают четвёртый час ночи, он признаёт поражение. Телефон по-прежнему молчит. Дом по-прежнему тих. Скелет рывком заставляет себя подняться с дивана. Ноги плохо слушаются. Мир на секунду накреняется. Спотыкаясь, он всё же добирается до лестницы и хватается за поручень мёртвой хваткой, оставляя в дереве глубокие борозды. Вверх по ступенькам он скорее не поднимается, а втаскивает себя силой. Добравшись до кровати, он тяжело валится на матрас. Ноги неуклюже шаркают одна об другую, сбрасывая обувь. Как только второй сапог ударяется об пол, Папирус переворачивается, принимая привычную позу, и закрывает глазницы. Тишина набивается в череп. Обычно дома и так тихо по ночам: Санс не храпит, и шумит он только тогда, когда его мучают кошмары. Но сейчас тихо как-то не так. По-другому. Папирус рычит, исступлённо ворочаясь на кровати. На бок, на спину, на живот, на другой бок — он не задерживается в одной позе дольше минуты. Ударяет кулаком о матрас, матерится, хватает подушку и накрывает ею голову, покрепче прижимая её с боков. Пять минут спустя он запускает подушку в другой конец комнаты. Что-то падает и разбивается, сбитое перьевым снарядом. Ему плевать. Он сворачивается в позу зародыша под одеялом и пытается считать секунды. Мутный взгляд уставлен в дальнюю стенку. Он прикрывает глазницы, выдерживает лишь пару мгновений мрака и безмолвия — и одеяло летит следом за подушкой. Он переводит взгляд на мобильник, лежащий рядом на матрасе. Цифры — белые с чёрной обводкой — будто бы насмехаются над ним каждый раз, как он на них смотрит, и, мысленно послав аппарат по незамысловатому адресу, он возвращается к игре в счёт секунд. Проверить себя ему не по чему, но он уверен, что каждый раз проигрывает. Когда он всё же проверяет реальное время, часы показывают без пяти семь утра. Папирус вспоминает, что через пять минут начинается рабочий день. Папирус понимает, что ему почти всё равно. Он выходит из дома лишь полчаса спустя. Его любимый красный шарф заметно скошен набок. От Санса по-прежнему нет никаких новостей. Подшефные ему псы лишь разводят руками, когда Папирус спрашивает про брата, но он видит, какими взглядами его провожают. Он слишком много сделал для наведения порядка в Сноудине, потому это даже не злорадство. Это сочувствие. После полудня ему приходит вопросительное сообщение от Гриллби: Санс постоянно влезает в долги, но он всё равно любимый клиент бармена. Отрицательный ответ Папируса довершает сходство с их вчерашним лаконичным обменом смсками. За день он прочёсывает весь Сноудин от двери, ведущей в Руины, до самого Водопада, но не находит ни старшего брата, ни следов его участи. Количество отправленных брату смс переваливает за полусотню. Голосовая почта перестаёт принимать сообщения после двадцатого звонка. Гостиная дома братьев-скелетов погружена во мрак. Папирус, устроившийся на диване, пялится на мёртвый экран телевизора. Порой бессонные ночи напоминают о себе, и он начинает клевать носом, но стоит закрыть глазницы, как мир — и так не особо приветливый — мгновенно становится в разы страшнее. Дом, всегда даривший своим обитателям убежище, становится клеткой. Папирус встаёт и начинает бесцельно бродить по комнатам. Не заходит только в комнату брата. Время от времени он чувствует, как кто-то буравит взглядом его спину, но, обернувшись, не видит никого. Только тени шевелятся. После третьего такого случая он уже не уверен, кажется ли ему это или над ним действительно кто-то издевается. Санс так и не появляется. Уходя из дома, Папирус забывает надеть перчатки, которые уже давно стали постоянным элементом его гардероба. Прохожие то и дело косятся на его обнажённые когти. У собачьего отряда по-прежнему нет никаких новостей. Псы почему-то держатся тише, чем обычно. Скелет почти уверен, что знает тому причину, но его мутит от одной мысли о ней. Папирус дважды обходит весь Сноудин и даже лично заглядывает в бар к Гриллби. От выражения лица, с которым его встречает бармен, ему становится только хуже. Он несколько раз пытается звонить Сансу и матерится в трубку, когда автоответчик говорит ему о превышении допустимого количества сообщений. Гостиная дома братьев-скелетов погружена во мрак. Папирус, устроившийся на диване, заламывает себе руки, не в состоянии сидеть спокойно. Когда терпение, которого у него всегда не хватало, подходит к концу, скелет поднимается и уходит в кухню. Там он заливает воду в кастрюлю и чуть ли не швыряет её на плиту. Вода разливается во все стороны. Папирус этого даже не замечает, пока не поскальзывается на луже, но даже тогда он просто ругается — коротко и ёмко — и продолжает готовить. В кастрюлю летят спагетти, какие-то овощи, томатная паста и нож. После он топит там же ложку и позволяет выкипеть воде. В холодильнике всё равно становится на один контейнер больше. Теперь уже, кажется, весь Сноудин старается поддерживать зону спокойствия вокруг Папируса. Подростки не чинят неприятности. Собачий отряд не нарушает ни буквы устава. Хозяйка местного магазинчика, наткнувшись на скелета на улице, осторожно вручает ему пакет с парой коричных зайчиков «за просто так». Папирус думает плюнуть на выверенные годами правила безопасности и сунуться искать брата в Водопад. На окраине Сноудина на него нападает монстр, которого среди жителей города он припомнить не может. Горе-убийца в два счёта оказывается изранен и, едва живой, оставлен на растерзание сноудинцам. Папирус мысленно посмеивается над его наивностью, пока не видит своё отражение в оконном стекле: он выглядит настолько плохо, насколько это вообще возможно для живого скелета. Идея навестить Водопад — и, может, даже попросить помощи у Андайн — оказывается отметена в сторону. Гостиная дома братьев-скелетов погружена во мрак. Папирус, устроившийся на диване, методично скребёт когтями по обивке подлокотника. Одна из бороздок прорвала кожу насквозь, и наружу неприглядно торчат мягкие мебельные внутренности. Скелет не замечает этого беспорядка: его взгляд прикован к настенным часам. Прозрачный пластик рассекает трещина — осталась от броска мобильника, который так и валяется на полу, — но время они исправно показывают. Папирус, правда, не знает, сколько именно: цифры плывут перед глазницами. Рука беспорядочно шарит по дивану в поисках нового снаряда, и вскоре в часы летит пульт от телевизора. Раздаётся хруст. Пульт летит в одну сторону, батарейки ударяются об ковролин чуть поодаль. В пластике становится на одну трещину больше. Когда он в следующий раз обращает внимание на время, а не только на механизм, отсчитывающий часы и минуты, уже вечер. Рабочий день пропущен. Ему всё равно. Гостиная дома братьев-скелетов погружена во мрак. Папирус, устроившийся на диване, держит на коленях одну из диванных подушек и медленно, но целеустремленно её потрошит. Пустой взгляд устремлён в никуда. Наверху, в комнате Санса, слышится шорох. Скелет на мгновение замирает, уставившись в направлении шума, и вскакивает на ноги. Убитая подушка летит в одну сторону, набивка, застрявшая в когтях, — в другую. Он так спешит, поднимаясь по лестнице, что дважды запинается о ступеньки и падает. Кости саднит от удара, но он молча сносит боль и скорее поднимается, чтобы добраться до цели. В дверь, ведущую в комнату, он с размаху врезается плечом. Многострадальные петли, последний раз скрипнув, сдаются, и дверь срывается, падая на пол вместе со скелетом. Папирус поднимается на локтях и окидывает помещение взглядом: брата нигде нет. Это очевидно — в комнате спрятаться в принципе негде, — но скелет всё равно пару раз обегает небольшое пространство по кругу, каждый раз заглядывая зачем-то в щель между стеной и грязным матрасом. Поиск даёт результат, сходный с первым впечатлением: Санса здесь нет и не было уже давно. Папирус замирает подобно миру, его окружающему. В следующее мгновение, хрипло рыча что-то нечленораздельное, он швыряет старый матрас в противоположную стенку, попутно распарывая его когтями. Кучка пустых банок из-под горчицы равномерно разгоняется по комнате парой мощных пинков. Одну из взявшихся не пойми откуда книг Папирус разрывает в клочья, разбрасывая обрывки во все стороны. Злобный рёв превращается в сдавленные, прерывистые вдохи. Папирус обессилено падает на колени. По скулам алыми слёзами стекают капли жидкой магии. На телефоне по-прежнему ни одного ответа от Санса. Папирус разбивает мобильник об пол. Гостиная дома братьев-скелетов погружена во мрак. Папирус возится в кухне. Спагетти почти доварились. Он рявкает, сообщая брату, что ужин готов. Не получив ответа, он ругается, зовёт ещё раз и ещё. Решив, наконец, что Санс ещё не вернулся домой, он сваливает порцию пасты в контейнер и открывает холодильник. Убрать еду внутрь ему не удаётся, и он не сразу понимает причину: холодильник полностью забит такими же точно контейнерами. Что-то в этой картине не вписывается в его понимание мира, и Папирус ещё с минуту старательно тыкает пластиковой коробочкой в плотную стенку из таких же пластмассовых кирпичиков. Он так и замирает с протянутой вперёд рукой. Папируса возвращает в реальность остервенелый долбёж в дверь и громкий окрик, состоящий большей частью из отборного мата. Он вздрагивает, выходит в гостиную, утаскивая с собой лишний контейнер и так и не закрыв холодильник. Взгляд ускользает к настенным часам: цифры показывают восемь утра, но ему так и не удаётся вспомнить, какой сегодня день. В дверь всё ещё стучат, и он понимает, что это Андайн решила его навестить, и, наконец, идёт открывать. Дом весь обернут защитной магией, и гости внутрь могут войти либо по приглашению, либо с увечьями, часто несовместимыми с жизнью. Капитана Королевской Гвардии это, конечно, не убьёт, но покалечит неслабо. Андайн прекрасно это знает, и только поэтому входная дверь до сих пор не была выбита мощным пинком. Едва щёлкает замок, как в комнату врывается ураган, имя которому Андайн. Она мигом прижимает Папируса к стене, хватает за грудки, вздёргивая повыше, открывает рот, готовясь выплеснуть на непутёвого подчинённого гневную тираду. Контейнер с едой вылетает у него из рук и шлёпается об пол. Именно услышав этот звук, Андайн захлопывает клыкастую пасть, так ничего и не сказав. Она хмурится, разглядывая Папируса получше. Так плохо даже Санс никогда не выглядел, что говорит о многом. Узкие зрачки переходят на склизкое пятно на полу — контейнер раскрылся при падении, но его содержимое мало похоже на что-то съедобное, — затем она оборачивается, окидывая взором комнату. В паре мест из ковролина выдраны крупные куски. Диван перевёрнут вверх тормашками и покрыт рваными дырами, из которых тут и там торчит набивка. Рядом валяется то, что раньше было мобильным телефоном. С люстры свисает одна из перчаток Папируса, вторая перекинута через перила лестницы. Тумба, на которой обычно стоит телевизор, расколота надвое. Самого телевизора нигде не видно. Столик, на котором обитает камень Санса, каким-то чудом ещё цел, а сам питомец с горкой засыпан кукурузными хлопьями и присыпкой для мороженого. Та часть кухни, которую видно в дверной проём, загажена так, что Вошуа окочурился бы от одного только её вида. Андайн медленно опускает Папируса на ноги, ладони перемещаются на его плечи, крепко сжимают, и она смотрит ему в глазницы, надеясь, что он что-то скажет. Он молчит. Когда Андайн всё же спрашивает его, что случилось, Папирус окидывает комнату столь потерянным взглядом, будто сам впервые видит этот бардак. Она хмурится сильнее и, поддавшись догадке, спрашивает его, где Санс. В ответ он ругается на брата, на его безалаберность и лень, и неумение вовремя вернуться домой. На лице Андайн появляется понимание, а потом то же самое сочувствие, с которым на него смотрели подшефные ему псы. Папирус притихает. Эта эмоция смотрится так же неуместно в его жизни, как забитый одинаковыми контейнерами холодильник. Он не знает, что тут не так, а потому злится. Когда Андайн озвучивает, что же он упустил, эта злость выплёскивается наружу. Он успевает оставить на её щеке глубокую царапину, прежде чем Капитан Королевской Гвардии прижимает его к полу, обездвиживая. Сил, чтобы вырываться, у него хватает совсем ненадолго. Андайн с несвойственным ей терпением дожидается, пока он угомонится, и повторяет сказанное. Папирус пару раз трепыхается и тихо, монотонно утверждает обратное. Она осторожно его отпускает. Он не предпринимает новых попыток на неё напасть. Все последующие её попытки вдолбить в него осознание реальности он пропускает мимо ушей. Посчитав план А провалившимся, Андайн скалится, вздёргивает Папируса на ноги и за шкирку вытаскивает его из дому. Не ослабляя хватки, она тащит его в сторону пристани Лодочника. Прохожие провожают их взглядами, и она с долей удивления осознаёт, что в их глазах отражается далеко не злорадство. Она посильнее наматывает шарф Папируса на руку и ускоряет шаг. Плавание до Хотлэнда проходит без происшествий. Только Лодочник напевает о двух братьях, один из которых потерялся в мире, а второй — в себе. Папируса трясёт. Как только лодка стукается бортом о пристань, Андайн хватает его за плечевую кость и тянет его, едва переставляющего ноги, в сторону лабораторий. Если где и можно найти доказательства, в которые Папирусу придётся поверить, так это там. Скелет безропотно следует за воительницей ровно до тех пор, пока не слышит поодаль имя своего брата. Обернувшись на звук, он видит монстра — мелкого огненного элементаля, — который, повязав куртку вокруг шеи на манер плаща, в подробностях расписывает своё недавнее убийство. Хвастается без запинок — явно не впервые — тем, что сорвал со слабенького монстра с всего-то одним HP немалое количество EXP. И чёрная куртка с пушистым капюшоном Папирусу до боли знакома. Папирус срывается с места так резко, что Андайн не успевает его удержать. Все LV, которыми похвалялся элементаль, не спасают его, когда огненное тело пронзают десятки костей. Папирус вырывает у монстра куртку брата ещё до того, как тот успевает рассыпаться в пыль. Андайн окликает скелета, медленно к нему приближаясь: одна рука протянута к нему, во второй зажато сияющее копьё. Папирус прижимает к себе куртку, уже осознавая, чья пыль осталась на подкладке. Ему больше не нужны никакие доказательства. Что-то внутри него обрывается. Ему становится по-настоящему всё равно. Одёжка брата ему мала, и он завязывает рукава вокруг шеи, кривясь от того, что пришлось сделать так же, как монстр, который на то не имел никакого права. Он поднимает голову, окидывая взглядом недавних слушателей ныне покойного хвастуна: большинство сбежали сразу, но у парочки на это всё же мозгов не хватило. Андайн зовёт его ещё раз. Он приканчивает мелких сошек на месте, не дав им даже пискнуть. От убийств где-то внутри него что-то немеет. Это лучше, чем острая боль потери. Взгляд пуст, но оскал складывается в ужасающую улыбку тяжелобольного. На случайных прохожих он набрасывается с остервенением умирающего зверя. Андайн, костеря его на чём свет стоит, кидается его останавливать. Папирус успевает прибить с дюжину разных монстров, прежде чем Андайн валит его с ног. Прошедшие дни дают о себе знать, потому он оказывает сопротивление бурное, но непродолжительное. Андайн пригвождает его к земле несколькими копьями и с минуту просто наблюдает за тем, как он слабо пытается вырываться. Она знает: Папирус редко сдаётся, но это безумие даже для него. В их мире нет такого понятия, как «друзья». И всё же… Андайн мысленно извиняется, за̛нося̸ ̶коп̕ь̛ё н̵͍͇̮̳̥̟̪а̱̣̬̝д ч̸̫͔͝е̬͓р̨͚̫̣̫͈̟͎̹́е̕͏͈̬п͈̜̠̺̫̩о̯̤̩̬͢м͙̠̠̜̥̰̠͙̯͟͝ д̡̤͔̯̲̥̫̘̟̙̣̭͇͠ͅр͔̱͉̱̳͇͕͉̲͓̘͞͞у̸̼͎̣͖͉̝̮̼͎̳͚̞̯̘̮͎̤͉͘͠г̷̴̤̣̹͙̦̜̕а҉̶̹̤̩̙̲̮̪̙͖͞ Папирус останавливается посреди тропы, соединяющей дверь, ведущую в Руины, с городом. По позвоночнику пробегает холодок. Он перебарывает желание вздрогнуть: ни к чему показывать такие слабости там, где их есть кому увидеть. Впереди уже видны первые дома, но неприятное чувство не желает отступать, и, поколебавшись, он разворачивается и идёт в обратном направлении. Все расставленные им ловушки находятся в идеальном состоянии — как и пять минут назад. Он раздражённо ворчит себе под нос, но упорно делает второй — ненужный — обход. До конечной точки маршрута — сторожевой будки его брата — он добирается в считанные минуты. Санс спит, сложив руки на столешнице и положив на них голову. Папирус замирает. Ему чудится, что в будке лежит одна лишь куртка с меховым капюшоном, а подкладка пестрит пятнами пыли. Наваждение быстро проходит. В столешницу, перед самым носом Санса, втыкается кость. Скелет мигом вскидывает голову; левый глаз загорается красным. Прежде чем он успевает до конца проснуться и отыскать взглядом врага, в спинку стула, на котором он сидит, упирается кожаный сапог. Стул опрокидывается, и Санс кувыркается назад в сугроб. Над ним тут же нависает младший брат. Папирус оставляет старшего в покое, только наградив его гневной тирадой и парой оплеух. Когда он уходит, Санс опускает в его адрес пару ласковых, которые Папирус оставляет без ответа. Гнетущее чувство в его душе прошло. Гостиная дома братьев-скелетов залита светом люстры. Папирус, устроившийся на диване, отрывает взгляд от книги, когда слышит шаги на крыльце и щелчок замка. Санс входит, захлопывает за собой дверь и, не говоря ни слова, уходит на кухню. Папирус возвращается к чтению. Санс выходит обратно в гостиную с контейнером спагетти в руках, усаживается на свободное место на диване и молча ест. Папирус мягко улыбается, сам не зная чему. Ночью его будят вскрик и испуганные стоны старшего брата. Он рычит ругательства себе под нос, поднимается с кровати и направляется к брату в комнату. Открывает дверь ногой, подходит поближе к матрасу, пинает его и рявкает нечто нечленораздельное. Санс просыпается, тяжело дыша, и, едва завидев брата, отползает от него как можно дальше. Папирус хмыкает, разворачивается и выходит. Санс провожает его удивлённым взглядом. Папирус возвращается в свою комнату. Забравшись под одеяло, он принимает привычную позу, прикрывает глазницы. Слушает, как в соседней комнате ворочается и шуршит простынями Санс. Папирус почти сразу проваливается в сон.
источник
UNDERTALE INSOMNIA RUS Бессонница озвучка комикса 1 часть
Undertale Insomnia Movie Rus Undertale Comic Dub
UNDERTALE INSOMNIA RUS Undertale Comix Dub 3 часть
UNDERTALE INSOMNIA RUS Бессонница озвучка комикса ч 1 пролог
UNDERTALE INSOMNIA RUS Undertale Comix Dub 4 часть
Undertale Insomnia Бессонница озвучка комикса 1
UNDERTALE INSOMNIA RUS Бессонница озвучка комикса 1 часть
UNDERTALE INSOMNIA RUS Undertale Comix Dub 2 часть
Бессонница UNDERTALE 1 ЧАСТЬ Insomnia Rus
UNDERTALE INSOMNIA RUS Undertale Comix Dub 8 часть
UNDERTALE INSOMNIA RUS Undertale Comix Dub 7 часть
Undertale Comics Бессонница 1 Русский дубляж
UNDERTALE INSOMNIA RUS Undertale Comix Dub 6 часть
UNDERTALE INSOMNIA RUS Undertale Comix Dub 5 часть
Underlie RUS Часть 1 Undertale Comic Dub Андертейл комикс
Undertale Андертейл комикс
Русский Дубляж UNDERTALE Sixbones
Комикс Андертеил Бессонница часть2
UnderKeeper Часть 9 Undertale Comics Rus Dub
Бессонница UNDERTALE 2 ЧАСТЬ Insomnia Rus
Топ 5 лучших комиксов Undertale
Папс и Флауи PLAY BACK TALE Undertale Comix Dub RUS 1 часть
Underfell RUS Хороший Флауи Часть 1 Undertale Comix Dub
Комикс Undertale Бессонница С Rin
Зал Правосудия Undertale комикс 9 часть
Комикс UNDERTALE Бессоница 2 часть
Комикс UNDERTALE Бессоница 1 часть
Бессонница Озвучка комиксов Undertale RUS DUB 1
Комикс Undertale Бессонница часть 1
Озвучка комиксов андертейл Бессонница часть 1
Комикс с моей озвучкой Бессонница 1часть
КОМИКС UNDERTALE Бессонница часть 2
Undertale сборник комиксов Озвучка Комикса Rus Dub
UNDERTALE Judgement Hall RUS Зал правосудия I ОЗВУЧКА
Мини Комиксы Undertale RUS DUB Часть 2
Андертейл Комикс Бессоница На Русском
Воспоминание комикс Undertale 7 часть
Underfell RUS Головоломка Санса Часть 13 Undertale Comic Dub
24 Puppet Tale ПОЛНОСТЬЮ Озвучка от канала ШАУРМА STUDIOS
Озвучка комиксов андертейл Бессонница 2 часть
Комиксы Андертейл 1 часть
Undertale Comics Rus Dub By Skaigi SnatherTale Часть вторая
БЕССОННИЦА КОМИКС АНДЕРТЕЙЛ
Комикс Андертейл БЕССОННИЦА
КОГДА UNDERFELL ГДЕ БЕССОННИЦА Чай отвечает на вопросы 1
Underfell RUS Как выживать в подземелье Часть 2 Undertale Comix Dub
Comics The Multiverse Rescue Undertale Глава 2 часть 3 Озвученный Комикс
Комикс Undertale Бессонница 1 часть
Здесь Вы можете скачать Undertale Insomnia Rus Бессонница Озвучка Комикса 1 Часть. Также рекомендуем скачать бесплатно mp3 песню UNDERTALE INSOMNIA RUS Бессонница озвучка комикса 1 часть размером 4.12 MB. Слушайте онлайн и скачивайте mp3 в высоком качестве.
Ruslan Sharipov Yo Qchilik Yiqitar Yigit Zo Rini
Абай Наурызбекұлы Наурызбек Жырау Термесі Абай Раманқұлов Терме
Тушда Угил Бола Чаколок Курса Нима Булади
Karasevda Anlatamam Piano
Блестит Твоя Корона На Моём Троне
Самая Красивая Эмилия Минусовка
Сумишевский И Пахомова Песни
Баьхке Веш Хьа Хазчу Эшаро Мила Ву И Скачать
Чеченская Лезгинка Потому Что Я Влюблен 2017
Гравити Фолз Тема Рок Версия Mp3
Зажигательный Танцевальный Кавказский Сборник Шансона
Никиту Пугали Зрачки Уже Второй Март
Соловей И Роза Оскар Уайльд Сказки О Любви
Да Кто Бы Знал Группа Гуляй Поле На Теплоходе 10 Августа 2013Г
Биткоин 2019 История Повторяется Sec Etf И Фьючерсы С 2011 По Сегодня Идём На Дно Часть 2
Ты Орёл А Я Орешка В Исполнении Ярослава Сумишевского
10 Фактов О Хаширама Сенджу О Которых Вы Не Знали Хаширама Интересные Факты Наруто
Bts Heartbeat Bts World Ost Mv Reaction This Is Stunning Omg
Holy Arp The Crystal Method
Одна За Всех Копуша Аня Поход За Чаем
Chevralet Cruze 1 8 Stage 1 Раздвоенный Выхлоп
Минута Молчания В Память О Погибших В Керчи 2018
Штатный Выхлоп Калина 2 Спорт
Этот День Тому Назад 11 Июля
Budget Military Surplus Shtf Prep Mickey Mouse Boots
Sumbula Ibragimova Man Yak Guldastayam Clip
Расслабон 2 Девчата Танцуют
Глушитель Saab Bosal Ваз 2110 Priora
Enigma The Screen Behind The Mirror Gravity Of Love Lyrics
Рикошет Фугаса Кв 2 152 Фугас Н Хуй
Jahman Slove Одна Любовь Ukulele Cover
Iztirob O Zbek Serial Изтироб Узбек Сериал 11 Qism
источник
Безумие — делать одно и то же снова и снова и каждый раз ожидать иного результата.
Альберт Эйнштейн
Гостиная дома братьев-скелетов освещена только бледным светом телевизионного экрана.
Папирус, устроившийся на диване, закидывает левую ногу на правую, почти сразу же меняет ногу, подпирает ладонью голову, но, резко передумав, снова кладёт руку на подлокотник. Острые кончики пальцев легонько царапают тёмно-бордовую обивку. Кожаные подушки предоставляют «идеальную степень удобства» (как в своё время выразился сам Папирус), но сейчас ему неуютно.
Папирус переводит невидящий взгляд с мерцающего экрана телевизора на настенные часы, фокусируя его ровно настолько, чтобы разобрать цифры. Часы отсчитывают первый час заполночь. Скелет немного отрешённо вспоминает, что собирался лечь в десять.
Рука в двадцатый раз за вечер тянется к мобильнику, но останавливается, когда за дверью раздаётся кряхтение и тихий скрип металла о металл. Рассудок услужливо подсказывает, что это нетвёрдая рука пытается впихнуть ключ в замочную скважину.
Папирус неторопливо встаёт, слушая, как щёлкает замок — звук сопровождается коротким радостным матом — и проворачивается дверная ручка. Дверь распахивается, и в гостиную вваливается Санс. Он ругается громким шёпотом, тратит пять секунд на восстановление равновесия, хихикает себе под нос и пинком захлопывает дверь.
И только после этого он замечает стоящего прямо перед ним брата.
Вечная улыбка Санса становится гораздо более широкой и гораздо менее весёлой.
Папирус ударяет его наотмашь — так, чтобы было больно и унизительно, — надеясь стереть эту ухмылку с его лица.
Санс даже не пытается защищаться, только матерится и начинает рассказывать шутку, концовку к которой тут же забывает. Папирус кривится в отвращении и отвешивает брату ещё одну оплеуху, а потом хватает его за капюшон куртки. Мелкий тут же сдаётся и повисает безвольной тушкой. Папирус протаскивает его по полу и, не особо церемонясь, швыряет на диван. Это единственная милость, которая будет ему оказана.
Санс ворочается на подушках и пытается что-то сказать, но младший брат не слушает, быстрым шагом взбираясь по лестнице и скрываясь за дверью своей комнаты. Внизу гудит забытый телевизор, но Папирусу уже просто плевать.
Он быстро сдёргивает с себя обувь, падает на кровать и почти сразу проваливается в сон.
Утром он нарочно громко топает по лестнице и гремит посудой в кухне, пока его брат ведёт неравный бой с похмельем.
Гостиная дома братьев-скелетов освещена только бледным светом телевизионного экрана.
Папирус, устроившийся на диване, рассматривает рисунок из тонких трещин на потолке. Когда-то, когда они с братом только-только поселились в Сноудине, к ним в дом вломился монстр, справедливо решивший, что слабенький скелет, да ещё и с малолетним братом под боком, серьёзного отпора не даст. Тогда Санс попросту размазал непутёвого взломщика по потолку.
Останки монстра давно стали пылью, а вот паутинка трещин осталась. Папирус играет с ней в гляделки и пытается вспомнить, когда же брат перестал сражаться с жизнью и поплыл по течению. Он не знает ответа, а потолок упорно не даёт подсказок.
Скелет переводит взгляд на часы — почти полвторого ночи. На мобильник — ни сообщений, ни звонков. Он на ощупь находит пульт, упавший в щель между подушками, вдавливает кнопку выключения — гостиная тут же погружается в темноту — и отшвыривает его на другой конец дивана.
Секунду поглазев на погасший экран, Папирус поднимается и идёт к себе в комнату, задерживается ненадолго у подножия лестницы и злобно смотрит на входную дверь. Когда та не подаёт никаких признаков приближающейся активности, скелет фыркает и уходит наверх.
Забравшись под одеяло, он принимает привычную позу, но не засыпает. В доме слишком тихо. Он то и дело тянется за оставленным рядом с подушкой телефоном: ни сообщений, ни звонков, но постоянно меняющееся время с каждой прошедшей минутой раздражает всё больше.
Когда цифры на экране выстраиваются в гордое «три ноль ноль», он отбрасывает телефон куда-то в сторону. Звук удара об пол глухой, но хруста нет: аппарат полёт пережил. Папирус же, устав засыпать, скидывает с себя одеяло, поднимается с кровати и уходит обратно в гостиную, глухо рыча бессвязные ругательства.
На то, чтобы выйти из комнаты и спуститься по лестнице, у него уходит до безобразия мало времени, и он пару раз проходит по гостиной взад-вперёд, словно дикий зверь, которого запихнули в слишком маленькую клетку.
Когда в обстановке от его брожений ничего не меняется, он заворачивает в кухню, окидывает её пустым взглядом. Руки на автомате находят любимую кастрюлю — красную, с небольшим пятном подгорелости внутри, — наполняют её водой, ставят на огонь. В воду, ещё даже не закипевшую, летят спагетти, овощи и, кажется, колбаса. Часть продуктов Папирус забывает нарезать, а какие-то даже и почистить, но он не заморачивается, только помешивает содержимое кастрюли то медленно-медленно, то со скоростью лабораторной центрифуги, и опять медленно, когда вода злобно шипит, выплёскиваясь.
Полчаса спустя на плите стынет порция фирменных спагетти а-ля Папирус. Аппетита нет. Папирус без лишних колебаний опрокидывает содержимое кастрюли в контейнер для еды и впихивает его в холодильник — к семи таким же контейнерам. Когда-нибудь — может, завтра, а, может, и через неделю — их найдёт Санс, и в холодильнике снова станет много места.
Грязную кастрюлю Папирус закидывает в раковину, почти не морщась, когда она гремит, ударяясь об металл. Он тянется, чтобы включить воду, но рука замирает, когда сверху, в спальне, звенит мелодия его мобильника.
Папирус срывается с места, в рекордное время взбирается на второй этаж, преодолевая по четыре ступеньки за шаг, врывается в свою комнату и за пару секунд находит телефон. Тот молчит. На экране — ни пропущенных звонков, ни сообщений. Показалось.
Папирус чуть не рычит, отшвыривая телефон в сторону. На этот раз слышен хруст: что-то всё-таки сломалось.
Папирус возвращается в гостиную. Подушки дивана издевательски поблескивают в свете кухонной лампочки. Папирус посылает угрожающий взгляд в их сторону, смотрит на время — без десяти пять — и идёт к лестнице. Но не поднимается. Только смотрит вверх, на дверь своей комнаты, цокает несуществующим языком и отворачивается прочь.
Вдоль, от дальней стенки до входной двери, в гостиной всего четырнадцать его, Папируса, шагов. Далее следует разворот на каблуках, и скелет вышагивает в обратном направлении.
Туда. Разворот. Взгляд на часы. Обратно. Разворот.
Повторять, пока не свихнёшься.
В шесть ноль три, когда Папирус стоит в своей комнате и оправляет доспех, готовясь к новому рабочему дню, внизу щёлкает замок входной двери. Скелет опускает руки и замирает, молча прислушиваясь к звукам, доносящимся из гостиной.
Громко скрипит и хлопает, закрываясь, дверь. Санс шипит на неё, будто это заставит её быть тише, затем сразу же громко ругается и хохочет, будто рассказал самую смешную на свете шутку. По ковролину шаркают два шага, третий прерывается матом, глухим ударом об пол и стуком костей.
Папирус встречается взглядом с собственным отражением. В его глазницах застыла вековая усталость, а под ними залегли мрачные тени. Скелет игнорирует желание вломить по зеркалу кулаком и выходит из комнаты.
Посреди гостиной валяется куча костей и одёжки, в которой смутно угадывается Санс. Куча шевелится, изредка матерится и ещё реже предпринимает — тщётные — попытки встать.
Папирус спускается на первый этаж, выжидает минуту, безучастно наблюдая за вялыми трепыханиями, затем за шкирку вздёргивает брата на ноги и тащит его наверх. Санс, что удивительно, даже шевелится в попытках идти самостоятельно.
Весь путь до двери в комнату старшего брата сопровождается не совсем цензурной лекцией Папируса, — которую он читает больше для успокоения собственных нервов, чем для поучения, — о вреде Санса для здоровья — в первую очередь, самого Папируса.
Первый пинок достаётся двери. Петли скрипят, но держатся. Вмятина, повторяющая форму дверной ручки, выдолбленная в стенке, становится на пару миллиметров глубже.
Вторым пинком Папирус придаёт брату необходимое ускорение, чтобы тот успешно добрался до брошенного в углу голого матраса. Санс распластывается туловищем на своём лежбище и предпринимает единственную — неудачную — попытку затащить ноги на импровизированную кровать.
Папирус рявкает ещё пару раз, слышит в ответ только беспечный храп тяжелопьяного, скалится, сжимая кулаки до хруста в костях, и уходит, громко хлопая входной дверью напоследок.
Гостиная дома братьев-скелетов освещена только бледным светом телевизионного экрана.
Папирус, устроившийся на диване, считает минуты вместе с настенными часами. Ему никак не удаётся поймать нужный ритм, и шестьдесят секунд у него получаются то длиннее, то короче, чем надо. Вот и сейчас, он доходит до пятидесяти четырёх — а минут уже стало на одну больше.
Он отрывается от счёта, когда понимает, что часы показывают седьмой час утра. Достаёт телефон, проверяет: экран рассекает широкая трещина, но он исправно показывает «шесть тридцать две».
Папирус подготовился к новому рабочему дню ещё полтора часа назад, успешно растянув умывание и надевание доспеха на двадцать минут прожигания времени. Мысль о завтраке была отброшена тогда же. Сейчас достаточно просто выйти из дома и отправиться обходить Сноудин и окрестности, но скелет медлит.
Он без всякой спешки шарит рукой, отыскивая пульт телевизора, выключает надоевший ящик, так же неторопливо встаёт и идёт к двери. Напоследок окинув полумрак гостиной взглядом, он прикрывает глазницы и слушает тишину. Угловатая челюсть вздрагивает; по позвоночнику пробегает холодок. Папирус рычит ругательство в адрес второго — отсутствующего — обитателя дома, привычно расправляет плечи и выходит в дверь.
Он не видит Санса весь день. Спрашивает про него у собак во время утреннего обхода: все отвечают, что вчера видели старшего скелета только утром.
К полудню Папирус отсылает брату три гневных сообщения — все остаются без ответа — и даже один раз звонит — и орёт в трубку, когда в динамике звучит голос автоответчика.
Вечером он отсылает сообщение Гриллби — оно по обыкновению состоит только из одного лишь вопросительного знака — но получает отрицательный ответ.
Гостиная дома братьев-скелетов освещена только бледным светом телевизионного экрана.
Папирус, устроившийся на диване, буравит взглядом свой мобильный. Число отосланных Сансу смсок перевалило за две дюжины. В голосовой почте повисло больше десятка злобных матерных воплей примерно одинакового содержания.
Папирус щёлкает по одной из клавиш, заставляя экран зажечься: ни сообщений, ни звонков. Перед тем, как погаснуть, телефон успевает сменить цифры на часах: ровно полночь.
Скелет захлопывает «раскладушку» и шипит ругательства сквозь зубы, откидывая голову на спинку дивана.
Папирус сдерживает зевок, морщится, и в глазницах сами собой выступают капельки жидкой магии. Трещинки на потолке почти сразу теряют отчётливость, становясь мутной размазнёй. Глазницы саднит. Где-то внутри черепа, в области затылка расползается противное покалывание.
Он на ощупь находит пульт от телевизора, выключает, но не спешит вставать. Его тело свинцовое и ватное одновременно. Диван кажется ещё более удобным, чем обычно. Рисунок трещин на потолке расплывается окончательно.
Папирус сдаётся и прикрывает глазницы.
На него тут же обрушивается тишина. Дом пустой. Холодный. Слишком мёртвый.
Папируса передёргивает. Он широко распахивает глазницы и резко вдыхает, хотя дышать ему совсем необязательно. Взгляд бегает по всей комнате, пока не цепляется за настенные часы. Папирус возвращается к подсчёту секунд, привычно соревнуясь со временем.
Когда часы разменивают четвёртый час ночи, он признаёт поражение. Телефон по-прежнему молчит. Дом по-прежнему тих. Скелет рывком заставляет себя подняться с дивана. Ноги плохо слушаются. Мир на секунду накреняется. Спотыкаясь, он всё же добирается до лестницы и хватается за поручень мёртвой хваткой, оставляя в дереве глубокие борозды.
Вверх по ступенькам он скорее не поднимается, а втаскивает себя силой. Добравшись до кровати, он тяжело валится на матрас. Ноги неуклюже шаркают одна об другую, сбрасывая обувь. Как только второй сапог ударяется об пол, Папирус переворачивается, принимая привычную позу, и закрывает глазницы.
Тишина набивается в череп. Обычно дома и так тихо по ночам: Санс не храпит, и шумит он только тогда, когда его мучают кошмары. Но сейчас тихо как-то не так. По-другому.
Папирус рычит, исступлённо ворочаясь на кровати. На бок, на спину, на живот, на другой бок — он не задерживается в одной позе дольше минуты. Ударяет кулаком о матрас, матерится, хватает подушку и накрывает ею голову, покрепче прижимая её с боков.
Пять минут спустя он запускает подушку в другой конец комнаты. Что-то падает и разбивается, сбитое перьевым снарядом. Ему плевать. Он сворачивается в позу зародыша под одеялом и пытается считать секунды. Мутный взгляд уставлен в дальнюю стенку. Он прикрывает глазницы, выдерживает лишь пару мгновений мрака и безмолвия — и одеяло летит следом за подушкой.
Он переводит взгляд на мобильник, лежащий рядом на матрасе. Цифры — белые с чёрной обводкой — будто бы насмехаются над ним каждый раз, как он на них смотрит, и, мысленно послав аппарат по незамысловатому адресу, он возвращается к игре в счёт секунд. Проверить себя ему не по чему, но он уверен, что каждый раз проигрывает.
Когда он всё же проверяет реальное время, часы показывают без пяти семь утра. Папирус вспоминает, что через пять минут начинается рабочий день. Папирус понимает, что ему почти всё равно.
Он выходит из дома лишь полчаса спустя. Его любимый красный шарф заметно скошен набок.
От Санса по-прежнему нет никаких новостей.
Подшефные ему псы лишь разводят руками, когда Папирус спрашивает про брата, но он видит, какими взглядами его провожают. Он слишком много сделал для наведения порядка в Сноудине, потому это даже не злорадство. Это сочувствие.
После полудня ему приходит вопросительное сообщение от Гриллби: Санс постоянно влезает в долги, но он всё равно любимый клиент бармена. Отрицательный ответ Папируса довершает сходство с их вчерашним лаконичным обменом смсками.
За день он прочёсывает весь Сноудин от двери, ведущей в Руины, до самого Водопада, но не находит ни старшего брата, ни следов его участи.
Количество отправленных брату смс переваливает за полусотню. Голосовая почта перестаёт принимать сообщения после двадцатого звонка.
Гостиная дома братьев-скелетов погружена во мрак.
Папирус, устроившийся на диване, пялится на мёртвый экран телевизора. Порой бессонные ночи напоминают о себе, и он начинает клевать носом, но стоит закрыть глазницы, как мир — и так не особо приветливый — мгновенно становится в разы страшнее. Дом, всегда даривший своим обитателям убежище, становится клеткой.
Папирус встаёт и начинает бесцельно бродить по комнатам. Не заходит только в комнату брата. Время от времени он чувствует, как кто-то буравит взглядом его спину, но, обернувшись, не видит никого. Только тени шевелятся. После третьего такого случая он уже не уверен, кажется ли ему это или над ним действительно кто-то издевается.
Уходя из дома, Папирус забывает надеть перчатки, которые уже давно стали постоянным элементом его гардероба. Прохожие то и дело косятся на его обнажённые когти.
У собачьего отряда по-прежнему нет никаких новостей. Псы почему-то держатся тише, чем обычно. Скелет почти уверен, что знает тому причину, но его мутит от одной мысли о ней.
Папирус дважды обходит весь Сноудин и даже лично заглядывает в бар к Гриллби. От выражения лица, с которым его встречает бармен, ему становится только хуже.
Он несколько раз пытается звонить Сансу и матерится в трубку, когда автоответчик говорит ему о превышении допустимого количества сообщений.
Гостиная дома братьев-скелетов погружена во мрак.
Папирус, устроившийся на диване, заламывает себе руки, не в состоянии сидеть спокойно. Когда терпение, которого у него всегда не хватало, подходит к концу, скелет поднимается и уходит в кухню.
Там он заливает воду в кастрюлю и чуть ли не швыряет её на плиту. Вода разливается во все стороны. Папирус этого даже не замечает, пока не поскальзывается на луже, но даже тогда он просто ругается — коротко и ёмко — и продолжает готовить. В кастрюлю летят спагетти, какие-то овощи, томатная паста и нож. После он топит там же ложку и позволяет выкипеть воде.
В холодильнике всё равно становится на один контейнер больше.
Теперь уже, кажется, весь Сноудин старается поддерживать зону спокойствия вокруг Папируса. Подростки не чинят неприятности. Собачий отряд не нарушает ни буквы устава. Хозяйка местного магазинчика, наткнувшись на скелета на улице, осторожно вручает ему пакет с парой коричных зайчиков «за просто так».
Папирус думает плюнуть на выверенные годами правила безопасности и сунуться искать брата в Водопад.
На окраине Сноудина на него нападает монстр, которого среди жителей города он припомнить не может. Горе-убийца в два счёта оказывается изранен и, едва живой, оставлен на растерзание сноудинцам. Папирус мысленно посмеивается над его наивностью, пока не видит своё отражение в оконном стекле: он выглядит настолько плохо, насколько это вообще возможно для живого скелета.
Идея навестить Водопад — и, может, даже попросить помощи у Андайн — оказывается отметена в сторону.
Гостиная дома братьев-скелетов погружена во мрак.
Папирус, устроившийся на диване, методично скребёт когтями по обивке подлокотника. Одна из бороздок прорвала кожу насквозь, и наружу неприглядно торчат мягкие мебельные внутренности.
Скелет не замечает этого беспорядка: его взгляд прикован к настенным часам. Прозрачный пластик рассекает трещина — осталась от броска мобильника, который так и валяется на полу, — но время они исправно показывают. Папирус, правда, не знает, сколько именно: цифры плывут перед глазницами.
Рука беспорядочно шарит по дивану в поисках нового снаряда, и вскоре в часы летит пульт от телевизора. Раздаётся хруст. Пульт летит в одну сторону, батарейки ударяются об ковролин чуть поодаль. В пластике становится на одну трещину больше.
Когда он в следующий раз обращает внимание на время, а не только на механизм, отсчитывающий часы и минуты, уже вечер.
Гостиная дома братьев-скелетов погружена во мрак.
Папирус, устроившийся на диване, держит на коленях одну из диванных подушек и медленно, но целеустремленно её потрошит. Пустой взгляд устремлён в никуда.
Наверху, в комнате Санса, слышится шорох. Скелет на мгновение замирает, уставившись в направлении шума, и вскакивает на ноги. Убитая подушка летит в одну сторону, набивка, застрявшая в когтях, — в другую.
Он так спешит, поднимаясь по лестнице, что дважды запинается о ступеньки и падает. Кости саднит от удара, но он молча сносит боль и скорее поднимается, чтобы добраться до цели.
В дверь, ведущую в комнату, он с размаху врезается плечом. Многострадальные петли, последний раз скрипнув, сдаются, и дверь срывается, падая на пол вместе со скелетом.
Папирус поднимается на локтях и окидывает помещение взглядом: брата нигде нет. Это очевидно — в комнате спрятаться в принципе негде, — но скелет всё равно пару раз обегает небольшое пространство по кругу, каждый раз заглядывая зачем-то в щель между стеной и грязным матрасом. Поиск даёт результат, сходный с первым впечатлением: Санса здесь нет и не было уже давно.
Папирус замирает подобно миру, его окружающему. В следующее мгновение, хрипло рыча что-то нечленораздельное, он швыряет старый матрас в противоположную стенку, попутно распарывая его когтями. Кучка пустых банок из-под горчицы равномерно разгоняется по комнате парой мощных пинков. Одну из взявшихся не пойми откуда книг Папирус разрывает в клочья, разбрасывая обрывки во все стороны.
Злобный рёв превращается в сдавленные, прерывистые вдохи. Папирус обессилено падает на колени. По скулам алыми слёзами стекают капли жидкой магии.
На телефоне по-прежнему ни одного ответа от Санса.
Папирус разбивает мобильник об пол.
Гостиная дома братьев-скелетов погружена во мрак.
Папирус возится в кухне. Спагетти почти доварились. Он рявкает, сообщая брату, что ужин готов. Не получив ответа, он ругается, зовёт ещё раз и ещё. Решив, наконец, что Санс ещё не вернулся домой, он сваливает порцию пасты в контейнер и открывает холодильник.
Убрать еду внутрь ему не удаётся, и он не сразу понимает причину: холодильник полностью забит такими же точно контейнерами. Что-то в этой картине не вписывается в его понимание мира, и Папирус ещё с минуту старательно тыкает пластиковой коробочкой в плотную стенку из таких же пластмассовых кирпичиков. Он так и замирает с протянутой вперёд рукой.
Папируса возвращает в реальность остервенелый долбёж в дверь и громкий окрик, состоящий большей частью из отборного мата. Он вздрагивает, выходит в гостиную, утаскивая с собой лишний контейнер и так и не закрыв холодильник. Взгляд ускользает к настенным часам: цифры показывают восемь утра, но ему так и не удаётся вспомнить, какой сегодня день. В дверь всё ещё стучат, и он понимает, что это Андайн решила его навестить, и, наконец, идёт открывать.
Дом весь обернут защитной магией, и гости внутрь могут войти либо по приглашению, либо с увечьями, часто несовместимыми с жизнью. Капитана Королевской Гвардии это, конечно, не убьёт, но покалечит неслабо. Андайн прекрасно это знает, и только поэтому входная дверь до сих пор не была выбита мощным пинком.
Едва щёлкает замок, как в комнату врывается ураган, имя которому Андайн. Она мигом прижимает Папируса к стене, хватает за грудки, вздёргивая повыше, открывает рот, готовясь выплеснуть на непутёвого подчинённого гневную тираду. Контейнер с едой вылетает у него из рук и шлёпается об пол. Именно услышав этот звук, Андайн захлопывает клыкастую пасть, так ничего и не сказав.
Она хмурится, разглядывая Папируса получше. Так плохо даже Санс никогда не выглядел, что говорит о многом. Узкие зрачки переходят на склизкое пятно на полу — контейнер раскрылся при падении, но его содержимое мало похоже на что-то съедобное, — затем она оборачивается, окидывая взором комнату. В паре мест из ковролина выдраны крупные куски. Диван перевёрнут вверх тормашками и покрыт рваными дырами, из которых тут и там торчит набивка. Рядом валяется то, что раньше было мобильным телефоном. С люстры свисает одна из перчаток Папируса, вторая перекинута через перила лестницы. Тумба, на которой обычно стоит телевизор, расколота надвое. Самого телевизора нигде не видно. Столик, на котором обитает камень Санса, каким-то чудом ещё цел, а сам питомец с горкой засыпан кукурузными хлопьями и присыпкой для мороженого. Та часть кухни, которую видно в дверной проём, загажена так, что Вошуа окочурился бы от одного только её вида.
Андайн медленно опускает Папируса на ноги, ладони перемещаются на его плечи, крепко сжимают, и она смотрит ему в глазницы, надеясь, что он что-то скажет. Он молчит. Когда Андайн всё же спрашивает его, что случилось, Папирус окидывает комнату столь потерянным взглядом, будто сам впервые видит этот бардак. Она хмурится сильнее и, поддавшись догадке, спрашивает его, где Санс. В ответ он ругается на брата, на его безалаберность и лень, и неумение вовремя вернуться домой. На лице Андайн появляется понимание, а потом то же самое сочувствие, с которым на него смотрели подшефные ему псы. Папирус притихает. Эта эмоция смотрится так же неуместно в его жизни, как забитый одинаковыми контейнерами холодильник. Он не знает, что тут не так, а потому злится.
Когда Андайн озвучивает, что же он упустил, эта злость выплёскивается наружу. Он успевает оставить на её щеке глубокую царапину, прежде чем Капитан Королевской Гвардии прижимает его к полу, обездвиживая. Сил, чтобы вырываться, у него хватает совсем ненадолго. Андайн с несвойственным ей терпением дожидается, пока он угомонится, и повторяет сказанное. Папирус пару раз трепыхается и тихо, монотонно утверждает обратное. Она осторожно его отпускает. Он не предпринимает новых попыток на неё напасть. Все последующие её попытки вдолбить в него осознание реальности он пропускает мимо ушей.
Посчитав план А провалившимся, Андайн скалится, вздёргивает Папируса на ноги и за шкирку вытаскивает его из дому. Не ослабляя хватки, она тащит его в сторону пристани Лодочника. Прохожие провожают их взглядами, и она с долей удивления осознаёт, что в их глазах отражается далеко не злорадство. Она посильнее наматывает шарф Папируса на руку и ускоряет шаг.
Плавание до Хотлэнда проходит без происшествий. Только Лодочник напевает о двух братьях, один из которых потерялся в мире, а второй — в себе. Папируса трясёт.
Как только лодка стукается бортом о пристань, Андайн хватает его за плечевую кость и тянет его, едва переставляющего ноги, в сторону лабораторий. Если где и можно найти доказательства, в которые Папирусу придётся поверить, так это там.
Скелет безропотно следует за воительницей ровно до тех пор, пока не слышит поодаль имя своего брата. Обернувшись на звук, он видит монстра — мелкого огненного элементаля, — который, повязав куртку вокруг шеи на манер плаща, в подробностях расписывает своё недавнее убийство. Хвастается без запинок — явно не впервые — тем, что сорвал со слабенького монстра с всего-то одним HP немалое количество EXP. И чёрная куртка с пушистым капюшоном Папирусу до боли знакома.
Папирус срывается с места так резко, что Андайн не успевает его удержать. Все LV, которыми похвалялся элементаль, не спасают его, когда огненное тело пронзают десятки костей. Папирус вырывает у монстра куртку брата ещё до того, как тот успевает рассыпаться в пыль.
Андайн окликает скелета, медленно к нему приближаясь: одна рука протянута к нему, во второй зажато сияющее копьё. Папирус прижимает к себе куртку, уже осознавая, чья пыль осталась на подкладке. Ему больше не нужны никакие доказательства. Что-то внутри него обрывается. Ему становится по-настоящему всё равно.
Одёжка брата ему мала, и он завязывает рукава вокруг шеи, кривясь от того, что пришлось сделать так же, как монстр, который на то не имел никакого права. Он поднимает голову, окидывая взглядом недавних слушателей ныне покойного хвастуна: большинство сбежали сразу, но у парочки на это всё же мозгов не хватило. Андайн зовёт его ещё раз. Он приканчивает мелких сошек на месте, не дав им даже пискнуть.
От убийств где-то внутри него что-то немеет. Это лучше, чем острая боль потери. Взгляд пуст, но оскал складывается в ужасающую улыбку тяжелобольного. На случайных прохожих он набрасывается с остервенением умирающего зверя. Андайн, костеря его на чём свет стоит, кидается его останавливать.
Папирус успевает прибить с дюжину разных монстров, прежде чем Андайн валит его с ног. Прошедшие дни дают о себе знать, потому он оказывает сопротивление бурное, но непродолжительное. Андайн пригвождает его к земле несколькими копьями и с минуту просто наблюдает за тем, как он слабо пытается вырываться. Она знает: Папирус редко сдаётся, но это безумие даже для него.
В их мире нет такого понятия, как «друзья». И всё же…
Андайн мысленно извиняется, за̛нося̸ ̶коп̕ь̛ё н̵͍͇̮̳̥̟̪а̱̣̬̝д ч̸̫͔͝е̬͓р̨͚̫̣̫͈̟͎̹́е̕͏͈̬п͈̜̠̺̫̩о̯̤̩̬͢м͙̠̠̜̥̰̠͙̯͟͝ д̡̤͔̯̲̥̫̘̟̙̣̭͇͠ͅр͔̱͉̱̳͇͕͉̲͓̘͞͞у̸̼͎̣͖͉̝̮̼͎̳͚̞̯̘̮͎̤͉͘͠г̷̴̤̣̹͙̦̜̕а҉̶̹̤̩̙̲̮̪̙͖͞
Папирус останавливается посреди тропы, соединяющей дверь, ведущую в Руины, с городом. По позвоночнику пробегает холодок. Он перебарывает желание вздрогнуть: ни к чему показывать такие слабости там, где их есть кому увидеть.
Впереди уже видны первые дома, но неприятное чувство не желает отступать, и, поколебавшись, он разворачивается и идёт в обратном направлении. Все расставленные им ловушки находятся в идеальном состоянии — как и пять минут назад. Он раздражённо ворчит себе под нос, но упорно делает второй — ненужный — обход.
До конечной точки маршрута — сторожевой будки его брата — он добирается в считанные минуты. Санс спит, сложив руки на столешнице и положив на них голову. Папирус замирает. Ему чудится, что в будке лежит одна лишь куртка с меховым капюшоном, а подкладка пестрит пятнами пыли.
Наваждение быстро проходит.
В столешницу, перед самым носом Санса, втыкается кость. Скелет мигом вскидывает голову; левый глаз загорается красным. Прежде чем он успевает до конца проснуться и отыскать взглядом врага, в спинку стула, на котором он сидит, упирается кожаный сапог. Стул опрокидывается, и Санс кувыркается назад в сугроб. Над ним тут же нависает младший брат.
Папирус оставляет старшего в покое, только наградив его гневной тирадой и парой оплеух. Когда он уходит, Санс опускает в его адрес пару ласковых, которые Папирус оставляет без ответа.
Гнетущее чувство в его душе прошло.
Гостиная дома братьев-скелетов залита светом люстры.
Папирус, устроившийся на диване, отрывает взгляд от книги, когда слышит шаги на крыльце и щелчок замка. Санс входит, захлопывает за собой дверь и, не говоря ни слова, уходит на кухню. Папирус возвращается к чтению. Санс выходит обратно в гостиную с контейнером спагетти в руках, усаживается на свободное место на диване и молча ест.
Папирус мягко улыбается, сам не зная чему.
Ночью его будят вскрик и испуганные стоны старшего брата. Он рычит ругательства себе под нос, поднимается с кровати и направляется к брату в комнату. Открывает дверь ногой, подходит поближе к матрасу, пинает его и рявкает нечто нечленораздельное.
Санс просыпается, тяжело дыша, и, едва завидев брата, отползает от него как можно дальше. Папирус хмыкает, разворачивается и выходит. Санс провожает его удивлённым взглядом.
Папирус возвращается в свою комнату. Забравшись под одеяло, он принимает привычную позу, прикрывает глазницы. Слушает, как в соседней комнате ворочается и шуршит простынями Санс.
источник